Виктор Гришин - Там, где сходятся меридианы

Отец Владимир откинул голову на подголовник кресла и перебирал события дня. Все прошло удачно. Даже в милиции, куда он обратился по поводу беспризорного Данилки. Уполномоченный по детству была только рада, что Данилка пристроен хотя бы на лето. Не удалось только найти свидетельство о рождении мальчишки, но милиция выручила и дала справку.

– Ты историю Трифонова Печенгского монастыря знаешь? – не поворачиваясь спросил он парнишку.

Данилка отрицательно покачал головой. Для него вопросы религии начинались и заканчивались на улице Зеленой возле Свято-Никольской церкви. Куда он едет, Данилка не задумывался. Хуже не будет. Хуже было уже некуда.

Отец Владимир рассеянно осматривал окрестности шоссе. Северное небо, необычно голубое, стремительно надвигалось на машину и разбивалось о лобовое стекло. Белые пушистые облака островками висели в безбрежном пространстве и манили своей чистотой. Свежий ветер врывался в открытое окно и шевелил рыжеватую копну волос отца Владимира.

Заполярье. Какое емкое и значительное слово. Кажется, когда произносишь его, грудь становится шире и голос увереннее. Он любил Север, хотя сам был со средней полосы. Но не вызывала она у парня тех эмоций, которые переполняли его, когда он впервые оказался в Мурманском крае.

Лапландия – край суровый и нежный, край черной полярной ночи и белого летнего дня. Дантовым адом воспринимали ее люди пришлые, но для коренных жителей – это колыбель, мать, отчий дом, где каждая березка, каждая сосенка словно родные. Так хотелось отцу Владимиру, чтобы его не считали «варягом», то есть пришлым.

Но до этого была служба в армии, горячие точки. Потом духовная семинария. «Духовка», как нарекли свое учебное заведение семинаристы. Потом заветный Север. И вот он едет настоятелем в самый северный монастырь: Трифонов Печенгский.

– По правде сказать, монастыря там никакого еще нет, – сказал ему седовласый архиепископ, – Все в забвении и разрушении. Но главное сохранено: намоленность храма, его история. – Могилы убиенных за веру, – помолчав, добавил он.

– Даю тебе, сыне, послушание. Нелегкое послушание. Нужно восстановить сию обитель, окормить стадо заблудшее, – вздохнул архиепископ. – Первым делом начни требы справлять. Народ как стадо заблудшее в мире хаоса. Ему пища духовная нужна. Но от дел хозяйских не чурайся, – архиепископ мерно шагал по кабинету. Ты там не только наместник, ты и строитель храма.

– Верю в тебя, ты молодой, справишься, – Вспоминал Владимир напутствия архиепископа – Судьба у монастыря, прямо скажу, трагическая. Ему, если выразиться мирским языком, не везет. Да ты знаешь, наверное, что преподобный Трифон Печенгский построил православный храм и основал на реке Печенге монастырь во имя Святой Троицы для обращения местных племен в православную веру. В 1589 году шведы его разрушили. По указу царя Федора Иоанновича, монастырь для безопасности перенесли за реку Колу. Затем снова пытались возродить обитель на святой Печенгской земле. Пробовали и в 1824 году, и в 1867 – все безуспешно. Видно, не было на то Божьего благоволения. – Архиепископ заметно волновался. Видно, что тема была его. Отец Владимир сидел, впитывая слова архиепископа.

– Но 1886 год все расставил по своим местам, – продолжил архиепископ. – Прибыли соловецкие монахи во главе со строителем иеромонахом Никандром и взялись за возрождение монастыря. Затем появился достойный последователь настоятель иеромонах Ионафан. Восстанавливалась сия обитель «для противодействия пропаганде католиков, лютеран и раскольников и для распространения православия среди лопарей». Стал монастырь прирастать богатством и братией монашествующей. Но видно снова не судьба – революция.

– Вот сейчас восстанавливаем, что осталось, так новая проблема возникла. Матушка наша, игуменья, в искус впала: скрылась с доходом от гуманитарной помощи. Верни веру братии. Монастырь нужно восстановить, прежде всего, как духовный центр Кольского края. Здесь должна сформироваться утраченная школа русского монашеского старчества. Дело это очень важное, и мы видим, что оно угодно Трифону. Но восстанавливать нужно не колхоз, населенный монахами, а обитель, способную помочь русскому народу обрести полноценное духовное будущее. Вот для чего все создается! И все здесь должно быть хорошо устроено, должно ложиться на душу. Восстановление монастыря – это, прежде всего, наша решимость. Она усиливается старанием, верностью, преданностью пути, на который мы встали. Восстановление обители – шаг к разговору с Богом.

Архиепископ замолчал. Отец Владимир понял, что время его истекло, и подошел для благословления.

– Тут Господь должен сказать свое слово. Надо, чтобы он заговорил с нами. Это нам в первую очередь нужно. И мы должны быть готовы к разговору с ним, – прощаясь, сказал архиепископ.

Обычно разговорчивый водитель, чувствуя настроение молодого священника, молчал. Данилка оцепенел, глядя на дорогу. А отец Владимир, словно киносерию, прокручивал свою жизнь. Еще каких-то лет десять назад он и представить себе не мог, что поедет в самый северный монастырь настоятелем. Да что там настоятелем! Он вообще не думал, что станет священником. Рабочий поселок на Волге, средняя школа. Неудача при поступлении в институт. Армия. И началось. Затрещала по швам страна, разгул демократии и, как следствие, войны. Войны, страшные своей братоубийственностью. Еще недавно дружные республики превратились в кровных врагов и стояли на меже с оружием. Это потом их назвали «Горячими точками», а по сути это была резня, резня братоубийственная, средневековая, поощряемая «Всенародно избранными президентами». Он, простодушный лопушок, стоял в строю и ничего не понимал. Почему дяди в уродливых фуражках с двумя просветами на погонах показывают, в какую сторону ему направить автомат и, главное, приказывают стрелять в ту сторону. А там аул, дети, женщины. В чем они виноваты? Мятежники, боевики, федералы – все смешалось в его голове. Еще пацаненком он понимал, что ему необыкновенно свезло: он родился и живет в великой стране: Союзе Советских Социалистических Республик. В стране, которая несла добро всему миру и выступала защитником бедных и угнетенных. Он искренне завидовал парням в голубых беретах, которые возвращались, исполнив «Интернациональный долг». Теперь он, в камуфляжной, новой форме солдата демократической России, стоит в строю и слушает разглагольствования заместителя командира роты по воспитательной части. Эти офицеры пришли на смену традиционным замполитам. Их объединяло одно: неискренность. Как те монотонно декларировали установившиеся догматы, так и эти штампованно вещали о новой роли Российской Федерации. Глядя на их опухшие от пьянства морды и вороватые глазки как-то не особенно верилось в чистоту помыслов новых идеологов. Но они имели над ним абсолютную власть: армия служила по законам военного времени. Редел их солдатский строй. Чернобородые дядьки умели воевать. Их крики «Аллах акбар» вызывали нервную дрожь и холод в лопатках. Очень скоро мальчишки в форме поняли, что их убивают, и пощады от них ждать не приходится.