Алона Китта - Затянувшийся вернисаж. Роман из последней четверти 20 века

– Пойдем на кухню, Лида, я угощу тебя коктейлем.

Коктейль я тоже пробовала впервые в жизни – гордо тянула через соломинку и улыбалась Жене. Он был симпатичным, даже красивым, этот Женя – блондин с серыми глазами и черными, как будто накрашенными, бровями и ресницами. Щеки его разрумянились, глаза блестели, он тоже улыбался и также с улыбкой отставил наши коктейли в сторону и предложил осмотреть квартиру. Мы пошли в какую-то комнатку, где горел торшер мягким розовым светом, освещая письменный стол, тахту, покрытую ворсистым пледом, и стелажи до потолка с множеством книг.

– Это моя комната, – сказал Женя.

– Боже мой, сколько книг! – воскликнула я.

Он подошел сзади, обнял меня за плечи и спросил: «Тебе здесь нравится?»

Я еле нашла в себе силы ответить – после выпитого коктейля у меня закружилась голова и я чуть не упала Жене на руки.

Он предложил присесть и я удовольствием опустилась на тахту – ноги уже почти не держали. Откуда-то под руку попалась подушка, я положила на нее голову, но головокружение не прекратилось. Глаза закрылись, а сознание уже куда-то уплывало, и я издали услышала свой голос:

– «Извини, Женя, кажется, я много выпила. Не надо было пробовать этот коктейль.»

Женя ничего не ответил, я чувствовала только его губы возле моих губ, его руки на моем теле и горячее дыхание рядом.

– «Ах ты, моя миленькая, ах ты, моя хорошенькая», – шептал он, расстегивая одну за другой пуговицы на моем платье.

У меня не было сил сопротивляться, но каким-то невероятным усилием воли я собрала в себе остатки семейных принципов и добродетелей, которые осуждали случайные связи, и почувствовала нестерпимо острый стыд, как будто мать незримо присутствовала в этой комнате. Вырвавшись из Женькиных объятий, я поспешила в коридор. Женя пытался меня удержать.

– Лидочка, куда же ты? – спросил он удивленным голосом, обнимая мою талию и хватая за руки.

– Не смей меня удерживать – ответила я громким шепотом, пытаясь освободиться, но Евгений повернул мое лицо к себе, и на миг встретившись взглядом, я уловила в его глазах недобрые огоньки.

– Что ты комплексуешь, девочка? Что ты такая зажатая? Или и хочется, и колется, и мама не велит?

Пока я проникалась недоумением, как это такой интеллигентный с виду юноша может говорить пошлости, он впился в мои губы жестким поцелуем.

– Кто здесь? Женя, ты? – послышался чей-то голос. Женя меня отпустил, и я рванула к вешалке, спотыкаясь о расставленную обувь, и лишь боковым зрением рассмотрела спросившего. Это был черненький мальчик.

Так, сапоги – один, второй, туфли в мешочек, шапку на макушку. Бежать отсюда, бежать! И не забыть сказать «спасибо» Аське за «приятный» вечерок! Схватив сумочку и пакет и надевая на ходу пальто, я выбежала на лестницу и только тогда успокоилась, но, правда, на время, пока спускалась вниз. В голове исчез страх перед тем, что могло случиться, растаял призрак хозяина квартиры, обнаружившего столь явное желание, но осталось чувство унижения, неприятный осадок в душе.

На улице меня обступили одинаковые серые девятиэтажки, и я даже не могла сообразить, в какой стороне трамвайная остановка. Шел мелкий, как крупа, снег, свет фонарей казался тусклым. Иногда откуда-то из-за угла врывался пронизывающий ветер, продувая до костей и засыпая лицо снегом.

Так куда же идти? Ситуация почти сказочная: налево пойдешь – пропадешь, направо и прямо – то же самое.

Голова кружилась немилосердно. Я сделала несколько шагов по обледенелым ступенькам и рухнула в снег. Поднявшись и немного пройдя наугад, я упала опять. Положение мой становилось отчаянным: я не знала, как дойти до спасительного трамвая, да и идти не могла. Ругала себя и обливаясь слезами, я нахлобучила отлетевшую было при падении шапку и стряхнула снег с многострадального пальто.

– Пойду вперед, – решила я. – Кажется, проспект в той стороне. А там спрошу у кого-нибудь…

Из подъезда вышла темная фигура. Я обернулась чтобы спросить дорогу у этого неизвестного, и узнала черненького мальчика. Вся муть снова поднялась со дна моей души, все похороненные страхи и образы вызвали тоску – долго же я буду вспоминать «прелести» этой вечеринки! Я шарахнулась в сторону – кто знает, что на уме у этого типа, но этот тип подкатился по тротуару, покрытому корочкой льда и чуть припорошенному снежком, и спросил как ни в чем не бывало:

– Что это ты убежала, как ошпаренная?

– Разве? Мне показалось, я ушла незаметно, по-английски.

– В таком случае, мадмуазель, Ваш английский с каким-то нижегородским акцентом. Ты так толкнула бедного Женю, что полка сорвалась со стены и стукнула его по голове.

Я буркнула: «По делом!» И покосилась на неожиданного собеседника. В тусклом свете фонаря его лицо казалось нагловатым, улыбка самодовольной.

– Зачем он здесь? – подумала я.

Единственным моим желанием было добраться до дома и никого никогда не видеть из Аськиной хваленой компании.

– Ах, Вам не понравилось, что я ушла? Но Вы же не были в восторге и тогда, когда я пришла, – вслух сказала я.

– А почему я должен был быть в восторге от Вашего прихода? Согласитесь, мадмуазель, Вы не кинозвезда и не королева красоты. Да и пить Вы, к сожалению, не умеете.

Как я ненавидела его в эту минуту! Такой нарядный, чистенький, благополучный, умеет красиво говорить и петь под гитару, не растеряется в любом обществе. Наверняка, студент. Наверняка, родители пристроили в институт, а теперь и не пыльную работенку подыскали для своего дитяти, только учись, зайчик, только получи долгожданный диплом. Этакая закормленная рожа, даже не имея в виду деликатесы (пойди найди у нас в сельмаге те же труфеля или тот же растворимый кофе – днем, как говорится с огнем), хотя и без деликатесов жить невесело, а закормили премьерами, стихами, вернисажами.

Ах, ах, балет, ах, у Штополова что-то вчера голос не звучал, ах, пойдем на Копеляна. Кандинский, Малевич, Пикассо, Окуджава, Вознесенский, Фрейндлих с Владимировым, Товстоногов, Сальваторе Адамо, на чьи концерты билеты с рук стоили 50 руб. – все это было с детства этому типу.

Побегали бы Вы, месье, в школу за 3 км. через лес, поокучивали бы картошку да повозили бы навоз на огород… А то «пить не умеете!». Я потому и не умею, что не приходилось раньше, а кто бы меня получил-то этому, если в деревне строго было на счет того, что мужики пьют водку, женщины – красненькое, да и то стопку – другую, а уж что касается девиц незамужних, так им и нюхать спиртное не давали, а здесь храбрые какие все, взрослые – бокал, другой, третий. Коктейль этот, черт бы его побрал…

Но а после коктейля, стишков почитать, Гумилева там или Мандельштама, а на десерт и девушку облапить, особенно если новенькая, свеженькая.