Валерий Компанеец - Русская социально-философская проза последней трети ХХ века. Монография

Развитие современного гуманитарного знания, освобождение его от догматизма и антиисторизма предполагают особое внимание к вопросам методологии литературоведческих исследований, к их категориально-понятийному аппарату. Пересмотр устаревших концепций, рассмотрение русской литературы в аспекте утверждения общечеловеческих ценностей в противовес социально-классовым основывается не на простой замене «плюса» на «минус» или наоборот, но на выявлении единого духовного пространства отечественной культуры, постижении ее глубинных процессов.

Это касается как общих вопросов о природе и закономерностях художественного развития, так и конкретных проблем, связанных с изучением отдельных, в том числе жанровых образований. При этом важно, однако, координировать новизну исследовательского подхода с уже достигнутыми результатами, которые имеются в любой области научного знания.

По своей жанровой природе социально-философский роман, центром которого является «познающее» сознание, требует развитого элемента психологизма, непосредственного обнажения мыслей, чувств, переживаний героев, показа самого психологического процесса. И это естественно. По меткому замечанию М. К. Мамардашвили, сознание «нельзя ухватить, представить как вещь» [1] Мамардашвили М. К. Сознание как философская проблема // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 3. . По мере приближения к нему, оно, подобно тени, ускользает от исследователя, не поддаваясь теоретизации. Поиски ответа на вопросы: «Кто я, что я и каков я?» – неизбежно сопряжены с активизацией мыслей и эмоций, интеллекта и непосредственных переживаний, что в конечном счете ведет к конкретному поступку, объективирующему невидимую внутреннюю работу.

И связи с этим хотелось бы отметить следующее. В эстетике и практике социалистического реализма долгое время доминировало однозначно прямолинейное и даже вульгарно социологическое толкование поступка и шире – деяния как сугубо практического акта. Новый творческий метод, по словам М. Горького, «утверждает бытие как деяние» [2] Горький М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 27. М., 1953. С. 330. . Ниспровергая общеизвестное «В начале было Слово», писатель выдвинул свою «неоспоримую» истину: «Мир создан не словом, а деянием» [3] Горький М. Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. М., 1990. С. 82. . Характерно при этом открытое и недвусмысленное противопоставление деяния слову. Горький не замечает того, что ложная посылка в сущности означает исключение деяния из собственного творчества, его художественного слова, ведет к принижению интеллигенции и интеллектуального труда, в защиту которых выступал сам основоположник советской литературы.

Предпочтение, отдаваемое практическим действиям и поступкам при художественном раскрытии новой действительности, вполне объяснимо. Оно явилось следствием провозглашенной установки на переустройство самих основ бытия. «Философы, – писал К. Маркс, – лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» [4] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 4. .

Это был не только марксистский тезис. «Переделать все» – нравственный императив блоковской программы отразил беспрецедентный динамизм эпохи, требовавшей безотлагательных практических действий, нового подхода к явлениям культуры.

В свою очередь Н. Бердяев, уже порвавший с марксизмом, утверждал: «Основной русской темой будет не творчество совершенной культуры, а творчество лучшей жизни». «Русская мысль всегда будет занята преображением действительности. Познание будет связано с изменением. Русские в своем творческом порыве ищут совершенной жизни, а не только совершенных произведений» [5] Бердяев Н. А. Русская идея // Русская литература. 1990. № 2. С. 96, 98. .

Однако в действительности «овнешненный» поступок – лишь одна из разновидностей деяния наряду с другими различными способами «поступления». Живущий человек, отмечал ММ. Бахтин, «изнутри себя устанавливается в мире активно, его осознаваемая жизнь в каждый ее момент есть поступление: я поступаю делом, словом, мыслью, чувством» [6] Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 121. . Такое понимание деяния учитывает все значимые уровни и формы бытования поступка, в нем нет замкнутости на внешнем, видимом проявлении действия. М. М. Бахтин наметил основные линии, по которым осуществляется реализация многообразных человеческих «поступлений». Поступок, отмечал он, «движется в объективном значимом контексте: в мире узкопрактических (жизненно-житейских) целей, социальных, политических ценностей, познавательных ценностей (поступок познания), эстетических ценностей (поступок художественного творчества или восприятия) и, наконец, в собственно нравственной области (в мире ценностей узкоэтических, в непосредственном отношении к добру и злу» [7] Там же. .

Как видим, бахтинская концепция охватывает не только внешнее, объективное, материальное, но и внутреннее, сферу души, сознания и подсознания. Не случайно ученый заостряет внимание на «познавательном поступке мысли» [8] Там же. С. 132. , чрезвычайно важном в художественной литературе, наиболее ярко раскрывающем человеческую индивидуальность. Практическое действие без внутренних мотивов, без анализа предпосылок, готовивших его, становится всего лишь голым эмпирическим фактом, не представляющим интереса для читателя. Это и имел в виду М. М. Бахтин, утверждавший, что «поступок, выраженный, высказанный во всей его чистоте… окажется без героя как существенной определенности» [9] Там же. С. 123. .

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Мамардашвили М. К. Сознание как философская проблема // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 3.

Горький М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 27. М., 1953. С. 330.

Горький М. Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. М., 1990. С. 82.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 4.