Николай Ободников - Хранитель Урожая

– Ты мне что, не доверяешь?!

В глубоких изумрудных глазах Леиф полыхнуло нешуточное пламя обиды.

– Леиф, прекрати сдавливать! – запереживал я. – Я просто хотел услышать стороннее мнение о нашей ситуации! Вот и всё! А!.. Я просто… просто подумывал найти… о-о… эту твою мертвую тетку, что инициировала тебя книгой! Она может знать про сущности что-то еще! Ну х-хватит! Отпусти!

– И ты хотел сделать это один?! – возмутилась Леиф.

Я почувствовал, что еще секунда – и мое правое яичко лопнет и выдавится между ее стальными пальцами.

– Как бы я, по-твоему, нашел ее один, если я даже не знаю, где она похоронена?! Не вынуждай меня… агха-а… защищать свое будущее, что сейчас в твоих руках!

Внезапно мстительное озорство покинуло Леиф, сменившись неясным отчаянием, опреснившим ее эмоции.

– Прости… Дело не в тебе… – виновато пробормотала Леиф, отпуская меня. – Я… я не такая…

– Ну и хватка… – Я бережно прикрыл пах и осторожно напомнил: – Так ты знаешь, где ее найти?

– Когда? – безжизненно уточнила Леиф.

– Сейчас.

Кивнув, Леиф молча направилась к выходу с пляжа.

Мы шли по центральному кладбищу Лавила.

Шел противный мелкий дождик, покрывавший нас равномерной пленкой воды. Тихонько пузырились маленькие лужи. Сизое небо висело совсем низко и было похоже на желавшего нагрубить старика. Срывавшиеся с деревьев желтые листья влажно ложились на скульптуры и надгробия. Утопавшее в мерцавших всполохах теней кладбище напоминало суицидальный пьяный календарь, флегматично сдиравший с себя остатки пожелтевших дней.

– Ты готов? – неожиданно спросила Леиф.

– К чему?

– На пляже, почти перед самым уходом, кое-какие воспоминания вернулись. – Леиф изящно перепрыгнула лужицу. – И сейчас я буду гонцом, которому придется срубить голову.

– За дурные вести?

– За максимально дурные вести, – поправила меня Леиф.

– Ты сейчас шутишь, да? – Я обеспокоенно замедлил шаг. – Давай уже, не тяни.

– Мы с тобой, Келсий, идем к логову самой настоящей змеи – сущности, что недавно окочурилась.

– К одной из нас?! – не поверил я.

– Из нас ? – Леиф желчно улыбнулась. – Сомневаюсь. Меня она – инициировала, тебе – не дает вернуться. Так что решай сам: такая ли она, как мы .

– Ага, и ты ей нужна, а я – нет. Я так понимаю, это та, что родила тебя?

– Верно понимаешь, – обозленно бросила Леиф.

Я угрюмо посмотрел на покрытую мокрыми листьями статую ангела, униженно тянувшего длань в грязное небо. На руке ангела вульгарно танцевала тень, совершая развратные движения вдоль гипса.

– Так это из-за нее их так колбасит? – кивнул я на тень.

– Да.

– Мы можем уйти?

– А ты хочешь?

– Нет, но я должен знать, что могу это сделать.

– Тогда сперва узнай об этом. – И Леиф красивым пальчиком утонченно показала на что-то за моей спиной.

Я обернулся и обомлел: входа на кладбище больше не было – вместо него была плотная мерцавшая стена, образованная из теней и уходившая в грозовое небо.

– О-о мрак… Ох-х-хер-реть можно! – изумился я, задирая голову. – И давно это за нами?

– Как только вошли.

Безликие тени в призрачной стене судорожно затряслись и потянули к нам руки,

– Что за херня?.. – вздрогнул я. – Они опасны? Мы можем пройти через них?

– Всё, чем мы сейчас занимаемся, опасно, – мелодично ответила Леиф. – Но пройти всё же можно: они просто путь показывают.

– Хм… Ладно, черт с ними. – Я повернулся к Леиф. – Ну а мы? Мы с тобой дерзнем воспользоваться этим мертвым путеводителем?

Леиф смачно плюнула себе в ладонь и залихватски протянула ее мне.

– Пацанка! – несколько нервозно засмеялся я и крепко пожал ей руку.

– Для тебя я буду кем угодно, Келсий! – потерлась об меня кончиком носа Леиф. – Пойдем, вытрем руки об эту стерву!

Я еще раз нервно рассмеялся и двинулся за ней следом. Окружавшие нас тени тут же отсекли мерцавшими роями тьмы и безвоздушными мини-смерчами тропинки, оставив нам лишь ту, по которой мы шли.

– Так что ты вспомнила? – спросил я.

– Твое поражение в войне между сущностями, – буднично сообщила Леиф.

Мы замолчали. Дождь всё так же уныло продолжал размягчать дорожку, глубже вбивая в нее листья.

– Из-за чего мордобой-то начался? – не выдержал я. – Какая-нибудь дамочка, как обычно, всех лбами столкнула?

– Вот-вот! Мы как раз к такой на чай с гранитом идем! – развеселилась Леиф. – А теперь внимай, объект моих сексуальных притязаний! – Она откашлялась и, набрав побольше воздуха, выспренно продекламировала: – После каждой своей тленной жизни – полной крови, секса и трапез во время секса – ты оставлял на теле человечества неизгладимые следы, которые впоследствии становились легендами о героях, преданиями о доблести и мифами о мужской стойкости в постели! Х-хих-хи-хи! Ой, даже рот свело! А-аы… о!

– Свело рот?! Тебе?!

– Ты же его не стимулируешь сейчас на подвиги и… мифы! Их-хих-хи!

Я несильно шлепнул Леиф ладонью по упругим ягодицам, и она томно закатила глаза.

– Так что, любая такая байка о герое повествует об одном и том же существе – обо мне? – довольно осведомился я.

– Не зазнавайся! О людях тоже есть такие истории.

– Но немножко? – показал я пальцами нечто маленькое.

– Немножко! – сказала Леиф и хитро повторила мой жест.

Каверзный взгляд Леиф почему-то напомнил мне некогда виденный барельеф с Ахиллом, на котором у героя был эстетически аккуратный маленький пенис.

«Да нет же! Просто у греков такая… привычка была!.. – попытался я себя успокоить. – Зараза! Она специально, что ли?»

– Я бы не стал на морозе позировать голым – ни в Греции, ни еще где! – неожиданно выпалил я.

– Тебя что, смущает историческая достоверность твоего «толстячка» в искусстве? – елейно поинтересовалась Леиф.

– «Толстячка»?! – удивленно выпучил я глаза. – Так вот как ты его называешь!

– Не переживай! – звонко засмеялась Леиф. – Для позирования всегда выбирали самого подходящего . Что поделать – такова была мода.

Леиф взяла меня под руку, и идущее от нее тепло необъяснимо проникло сквозь мою одежду, заставив меня покрыться млеющими мурашками.

– Ладно, будем считать, что мое мужское самолюбие умаслено, – заявил я. – И что, неужели эти мои варварские достижения и стали причиной свары?

– Конечно же нет! Это было просто причиной неприязни, копившейся веками. А вот основанием для ее выплескивания послужило кое-что другое, – загадочно добавила Леиф и положила голову мне на плечо.

– Что ты делаешь? Там же мокро!

– И не только там, – недвусмысленно заметила Леиф, пикантно посмотрев на меня.

– Мы же на кладбище! – напомнил я. – Должно быть стыдно!

Леиф залилась невинным детским смехом, а затем пылко поцеловала меня. Ее губы и язык были горячи теплом жизни, и это особенно остро почувствовалось на фоне скорбной серости кладбища.