Светлана Грачёва - Время собирать камни. Книга 1

Священник был выброшен из рая в то пространство, откуда призывал на помощь Богородицу.

Сознание возвращалось постепенно. Беспорядочные звуки гулко наплывали издалека и через некоторое время с оглушительным шумом откатывались, словно морские волны, не достигшие берега из-за невидимой, но прочной преграды. Больному казалось, что он качается на этих волнах в каком-то большом тёмном саркофаге, сильно ударяясь о его стенки. Затем «волны» стали спокойнее, тише. И совсем стихли. Стенки саркофага постепенно светлели, точно свет понемногу проникал сквозь их толщину.

Наконец, очнувшийся стал различать звуки. Он силился определить, с какой стороны исходит монотонный ритмичный звук. Приоткрыл глаза. Вокруг всё словно окутано туманной пеленой, и сквозь эту пелену пробивается тусклый свет. Тяжёлые веки больного человека сомкнулись.

Сквозь дрёму учитель ощутил неприятный привкус во рту и почувствовал мешающий предмет в горле. Но открыть глаза было трудно: очень хотелось спать. Измученной душе учителя хотелось вернуться в тот светлый сон, где он парил с праведниками в раю.

– Пётр Петрович, – услышал учитель мягкий баритон.

Никитин неохотно приоткрыл глаза. Увидел перед собой светлое пятно. Медленно поднял глаза. Перед кроватью стоял улыбающийся человек в белом медицинском костюме. Врач немного нагнулся к больному:

– Пётр Петрович, слышите меня? Слышите?

Никитин, чувствующий слабость во всём теле, тягостно моргнул.

– Ну, слава Богу, страшное позади, – облегчённо вздохнул доктор. – Почти двое суток боролись за вас. Отдыхайте, – и направился к двери, давая на ходу указания медсестре.

Петру Петровичу на мгновение показалось, что белый колпак доктора засветился прозрачно-золотистым светом. «Это он, – промелькнула мысль. – Не уходи, мне нужна твоя помощь», – зазвучали в мозгу слова, обращённые не к доктору, а к проводнику из дивного сна.

Навязчивый сон поспешил накрыть обессилевшего человека своим затейливым покрывалом.

Никитин очнулся от болезненного толчка. Сердце мучительно ныло. Путаное сознание не позволило учителю сразу понять, что он находится в реанимации. Постепенно рваные мысли срослись, беспорядочные клочки зрительных образов соединились, и больной представил целую мозаику реальности. Ярко освещённый зал. Высокий потолок. Белые стены. Шесть кроватей, около каждой – аппараты. Худенькая девушка, в коротком белом халате, протирает тряпкой подоконник. Слабо пахнет хлорамином. Из груди измученного болезнью пациента вырвался непроизвольный стон.

– Евгения Константиновна, проснулся, – озабоченно взглянула молодая сестричка в сторону очнувшегося больного.

– Проснулся? Или стонет? – услышал Никитин негромкий женский голос.

На посту дежурная медсестра готовила перевязочный материал.

– Вроде проснулся.

– Мне не надо «вроде», – повысила голос реанимационная сестра. – Подойди и посмотри.

Галина недовольно поджала губы, но не сказала: «Это в обязанности младшей сестры не входит. Я всего лишь санитарка. Дежурная сестра должна следить за больными». Положила тряпку в ведро и, не снимая жёлтых хозяйственных перчаток, поспешила к кровати пациента.

– Смотрит на меня, – с умилением произнесла девушка, словно говорила о младенце.

Реанимационная сестра улыбнулась, поднялась из-за стола, оставив своё занятие, и приблизилась к учителю. Вся она будто светилась: нежная кожа лица, белый костюм и такого же цвета мокасины, светлые волосы под прозрачной шапочкой.

– Ну, вот и проснулись.

В глазах беспомощного мужчины застыла мольба о помощи.

Медсестра заговорила с пациентом ласково, как с испуганным ребёнком:

– Не волнуйтесь. Сначала снимем электрокардиограмму, а затем я уколю вам лекарство, назначенное доктором. Вы быстро почувствуете облегчение.

Никитину не хватало воздуха. Вздохи больного напоминали всхлипывание.

Евгения Константиновна повернулась к младшей медсестре и приказала:

– Галя, оставь тряпку с ведром. Пока больной пришёл в себя, сделаем забор биоматериала. Иди побыстрее, руки тщательно обработай.

– Успеем, времени ещё достаточно.

– Уже почти пять часов утра. К шести лаборантка придёт брать кровь на биохимию. Нам надо успеть у всех взять биоматериал и обработать больных тёплой водой со спиртом.

Сестричка проворно схватила ведро и выбежала из зала.

Пробуждение Петра Петровича наступило неожиданно. Мучительная боль исчезла, и, хотя чувствовалась слабость во всём теле и тупая ноющая боль в грудине, страх сменила ясность ума. Учитель не мог определить, сколько времени спал: окно рядом с его кроватью было зашторено, ярко горели люминесцентные лампы в зале. А за окном промокший вечер провожал воскресный день. Апрельский дождь бойко стучал по отливам пластиковых окон, изредка шуршал большими каплями по стёклам.

Медсестра и врач тихо разговаривали, стоя у кровати пациента в окровавленных бинтах. Повернуть или приподнять голову учитель не мог из-за трубки во рту, поэтому прислушался. С разных сторон исходили мерные негромкие звуки аппаратов. Пётр Петрович услышал работу своего сердца. Сердечный пульс отсчитывал новую жизнь. Никитин смутно представил образ врача, которого видел, открыв глаза после… Учитель снова вспомнил свои видения в потустороннем мире. Сейчас они разными картинками, как осколки цветного стекла в калейдоскопе, возникали в памяти, но уже трудно было восстановить последовательность призрачных видений. Освободившийся от тревоги больной теперь понимал, что мытарства, которые он одолел на том свете, не что иное, как галлюцинации: следствие кислородного голодания мозга. И всё же человек, переживший страшное потрясение, полагал, что видения наполнены нравственным смыслом, что подсознание таким образом подсказывает, отчего случилось тяжёлое сердечное заболевание.

Раздумья Петра Петровича прервала старшая медсестра. Войдя в зал, она быстро направилась к коллегам.

– Виктор Викторыч, – тихо сказала медработница, – я поговорила с Яковом Анатольевичем, он разрешил пройти родственникам этого парня в отделение.

– Как мать?

– Сегодня внешне спокойна. Надо впустить. Сами понимаете…

– Да. Пока ещё в нём теплится жизнь…

– Вы проследите… – о чём-то напомнила старшая медсестра дежурному реаниматологу.

– Да, Валентина Иванна, – врач прикрыл кровяные бинты пациента лёгким белоснежным одеялом.

Благоговейно оглядевшись в палате, как будто первый раз в храме, две женщины, в бахилах и наброшенных на плечи белых халатах, прошли к указанной им кровати. Высокая молодая женщина, молчаливая, с растерянным взглядом, остановилась у ног парня. Мать, нестарая женщина, но сутулая, раздавленная горем, проковыляла к изголовью.