Светлана Грачёва - Время собирать камни. Книга 1

– Сынок, открой глазки. Посмотри на меня. Это я, мама, – словно колыбельную, пропела мать плачущим голосом. Наклонилась и поцеловала сына в щёку, свободную от бинтов.

Дежурный реаниматолог напрягся. По-разному реагируют родные на своих близких, лежащих в бессознательном состоянии в реанимации: одни плачут, умоляя спасти родственников, а другие вынимают дыхательные трубки, срывают датчики и набрасываются с кулаками на медиков, называя их извергами.

Виктор Викторович подошёл к молодой женщине, сестре пациента, пострадавшего в дорожной аварии, и что-то шепнул ей на ухо. Та взяла за локоть горюющую мать:

– Мама, пойдём. Наше время кончилось.

– Когда же кончилось, только зашли? – не хотела уходить мать.

– Мы потом ещё придём.

– Когда?

– Придём. Через несколько дней.

– Нет, не придём, – застонала женщина. – Господи… Это ты, сынок, меня позвал проститься. Сынок, прости меня, – упала мать на колени перед умирающим сыном.

Молодая посетительница растерялась. Врач и медсестра отстранили её, подняли на ноги мать, рыдающую у одра сына. Пытались вывести женщину из зала, но она, глядя в сторону сына, молча вырывалась из рук работников реанимации.

– Сынок! – сорвался крик с материнских губ. – Как мне без тебя жить? – женщина зашлась в рыданиях. Белый халат упал с её трясущихся плеч. За медиками, волочившими безутешную мать к выходу, следовала, в слезах, сестра парня.

У Петра Петровича комок подкатил к горлу. Мать Никитина, нежно целующая взрослого сына в голову, предстала перед глазами, как живая. Нарастало волнение в груди больного учителя. Дышать становилось тяжелее. Завопил кардиомонитор.

Дежурный реаниматолог поспешил на тревожный сигнал аппарата.

– Не нужно волноваться, – успокоил пациента внимательный доктор. – Женя, укол, – обернулся он к медсестре.

– Валентина Иванна, я всё сделала, – подойдя вплотную к старшей медсестре, тихо сказала молодая сестричка. – Что-то ещё нужно сделать?

– Ничего, – приветливо ответила Валентина Ивановна, довольная работой своей подчинённой. – Присядь, Галочка, отдохни, пока есть время. Сегодня нас трое.

Младшая медсестра подошла к белым шкафам, на полках которых лежали лекарства в упаковках, и взяла рядом стоящий тёмно-серый офисный стул. Присела у сестринского поста, рядом с Валентиной Ивановной.

– Как твоя девочка?

– Поправляется. Температуры нет, но в детский садик не водим. Бабушка моя сидит с ней дома, – охотно поделилась Галина, как будто ждала, что хотя бы кто-то поинтересуется здоровьем её малышки. – Все дети болеют. Поголовно, – подняла взволнованная молодая мама тонкие брови.

– Детки всегда в детском саду болеют. Не переживай, Галочка, – сочувственно улыбнулась медсестра. – Деток много в группе, они друг от друга заражаются. Это хорошо, что девочка дома. Пока все не переболеют в группе, нет смысла вести в детский сад.

– Да, – согласилась младшая медсестра. – Поэтому и не ведём. Подумали, раз есть кому присмотреть за ребёнком, так пусть дома побудет.

– Видишь, всё обошлось, а ты плакала, – подбодрила Валентина Ивановна сослуживицу.

– Знаете, как жалко ребёночка? – дрогнул голос, слёзы крохотными бриллиантами заблестели в глазах Галины. – Сердце чуть не остановится. Бегаю здесь, на работе, а сама только об Оленьке и думаю. Как она там? То и дело звоню домой. Спрашиваю у бабушки: «Как Оленька дышит? Температура выше не поднимается? Ела она сегодня что-нибудь или опять отказалась от еды?» Не дождусь утра, когда смена закончится. Бегу к моей доченьке. Посмотрю на неё, подержу на руках, и так мне хорошо на душе станет, – по-детски всхлипнула молодая мама.

Пётр Петрович вспомнил себя в детстве: он был болезненным мальчиком. Часто вирусные инфекции укладывали его в постель на неделю. Выздоровление всегда шло трудно, с переменным успехом: то болезнь отпускала, то снова иссушала нутро жаром. Мать металась из школы домой, страдала, но взять бюллетень не могла: администрация школы требовала выполнить программу по учебному предмету. За отставание по программе следовал выговор, а иногда и увольнение, если оказывалась под рукой «достойная замена». Завуч школы, «железная леди», требовала от молодых педагогов подробных конспектов и каждый день, перед началом занятий, проверяла тетради с планами уроков. Мать, боясь потерять работу, корпела над конспектами и ученическими тетрадями наравне с отцом, тоже учителем. В начале семидесятых годов в провинциальном городе считали, что потеря работы – это позор. Позор невостребованности. Осуждали людей, переходивших из одного учреждения в другое в поисках работы по душе или с хорошим окладом. Таких называли обидным словом «летуны». Семья Никитиных зависела от общественного мнения: бабушка следила за «честью семьи», не позволяя никому из знакомых усомниться в «порядочности» сына и снохи, поэтому сама и выхаживала внука, давая возможность «детям» самоутвердиться в обществе.

Память взрослого человека достала из своих архивов детские воспоминания: мать вечером присаживается на постель больного сына, ласковой рукой приглаживает его растрёпанные волосы, трогает лоб, подаёт чашку с кисло-сладким морсом из клюквы, ободряюще улыбается; ночью, услышав болезненный стон «бедненького сыночка», подбегает к детской кровати и берёт его, худенького мальчика с тонкими длинными ногами, на руки, нежно целует лицо и что-то приговаривает, отчего отступают жар и головная боль.

Воспоминания из детства прервал негромкий лязг связки ключей. Старшая медсестра открыла сейф для хранения сильнодействующих препаратов, достала оттуда маленькую тёмную бутылочку.

– Самое страшное миновало. И не терзай ты себя, девонька, – успокоила сострадательная коллега расстроенную Галину и поставила перед ней пузырёк. – Для инъекций. Этого спирта хватит?

– Да, да. Спасибо большое, Валентина Иванна, – виновато улыбнулась Галина и спрятала пузырёк в карман белого халата.

– Привыкай, – невозмутимо продолжила Валентина Ивановна и по-хозяйски уверенно села на стул, – так все работают в отделениях. А у нас реанимация.

– Зарплата маленькая, а работы…

– Да, вот так о людях в нашей стране заботятся. О медперсонале и больных, – сказала старшая коллега без издёвки, давно переболев этой несправедливостью.

– Вы, наверно, много лет работаете в реанимации? – осмелилась спросить недавно устроившаяся на работу младшая медсестра. Она не могла поверить, что строгая реанимационная сестра, беседуя с ней, может откровенничать.

– Девять.

– И вы всё успеваете дома? Семье уделяете внимание? – вкрадчиво поинтересовалась Галина.

– Порой не успеваю, потому что очень устаю, – откровенно ответила Валентина Ивановна. – А моя семья – это только сын. Мужа нет, давно развелась. Мама несколько лет назад умерла. Отца я в прошлом году похоронила. Есть сестра, но встречаемся мы с ней редко, хоть и живём в одном городе. У неё муж и двое детей. Конечно, ей сложнее, чем мне.