Дмитрий Баранов - И дело в шляпе

– Ты? – переспросил приезжий.

– Я… – уже не так уверенно протянул бедняга.

– А я? – окончательно поставил разбойника в тупик Джон Дабл-ю Смит.

– Ты? – озадаченно почесал голову Подлый Гарри.

– Я, я! – продолжал настаивать ковбой.

– Томас, готовь гроб! – прокричал Билли. – Сейчас начнется.

И правда: Подлый Гарри вдруг со всей дури треснул по столу. Стол действительно треснул, протестующе вякнув что-то предсмертное, однако Джону Дабл-ю Смиту хватило ума и выдержки остаться сидеть, не поведя ни ухом, ни даже пальцем, озорливо посматривающим на налетчика из самого большого «горошка» в носке. Бандюга шмыгнул носом и вперил в ковбоя тяжеленный взгляд:

– Знаешь, на что я смотрел, заходя сюда? Я тебе скажу, – поспешил сам ответить на свой вопрос налетчик, не дожидаясь начала нового интеллектуального диалога. – Я смотрел на черную лошадь. Знаешь, кому она принадлежит? Мне!

Бандит, уставший от непривычно длинной тирады, попытался перевести дыхание, но вовремя заметил, что ковбой уже открыл рот для очередного вопроса, и выпалил:

– Зачем ты ее украл? Непонятно. Ты загадочен. А я не люблю загадки!

Если бы сейчас нам было видно лицо Билли, копошащегося где-то за стойкой, мы бы заметили выражение крайней досады. Ну конечно, так всегда бывает. Ценные вещи постоянно крадут, красивых девушек – крадут или уводят, интересных клиентов – крадут, уводят или убивают. И все эти процессы всегда как-то связаны с выпивкой. Эх, ну что за профессия? Надо было в банду идти, говорил же батяня… Подлый Гарри тем временем сформулировал самую сложную мысль за вечер (будем честны, за всю жизнь).

– Твоей светлой голове… – отморозок, пламенея от гнева, ткнул пальцем в сторону шевелюры Джона, – хватило глупости украсть моего черного коня! Зачем – непонятно. Поэтому ты сразу стал для всего города темной лошадкой. У нас таких не любят. И место тебе – на скотобойне!

Бандит взмахнул рукой перед самым носом ковбоя, ударив снизу по широкой шляпе. Та улетела за спину Смита, который даже не шелохнулся.

Нутром, которого у меня нет, чую, или даже слышу щелчок затвора. Это значит, что нам надо поскорей убраться подальше от барной стойки, потому что Билл уже достал свой верный винчестер, и не хотелось бы из-за одного неверного движения оказаться между ним и клиентами. Никто ведь не хочет, чтобы рассказчик устранился так быстро?

Всем же интересно узнать, что как только шляпа опустилась на пол, Билли громогласно объявил:

– Джентльмены!

Потом на всякий случай уточнил:

– Ты, Подлый Гарри, и ты, Загадочный Ковбой. Проявите ко мне уважение. Не смейте начинать пальбу в моем салуне. В противном случае я с прискорбием размажу ваши мозги по столь дорогому для моей бездушной личности полу. И имейте совесть: не смейте устраивать перестрелку слишком далеко от моего заведения, иначе ко мне так и не потянутся посетители. В противном случае я найду вас, каждого, вне зависимости от исхода вашей дуэли, и проучу.

Подлый Гарри успокаивающе поднял руку.

– Да конечно, дядя Билл, что мы, изверги? Что скажешь? – обратился он к незнакомцу. Получив утвердительный кивок, добавил: – Хочешь еще что сказать?

Ковбой смерил взглядом стаканы и, причмокнув, предложил:

– Сначала допьем?

Дальнейшая беседа текла душевно, благо бормотуха лилась рекой. Мутноватой, зато полноводной. Казалось, два старых приятеля решили встретиться, побормотать песенки да пошуршать о том о сем. Шуршание же бумаги, доносившееся от стола гробовщика, сосредоточенно рисующего какой-то эскиз и все поглядывающего на собеседников, вписывалось в атмосферу праздничного стола так же органично, как кусочки конфетти в оливье.

– Надолго в городе?

– Да нет, разберусь с тобой да дальше поеду.

– А, ну ты погоди, сходи еще на кладбище, там старые памятники – от индейцев еще остались. Глядишь, эта, оккультуришься.

– Да иди ты! Посмотрю, посмотрю…

– Так а что ты вообще, эта, за мной, что ли, да?

– Да жена твоя заказала. Говорит, мол, руку и сердце обещал, а только крови из нее столько высосал, да к другой полетел, стервец. Вот, теперь сердце-то требует…

– У, стерлядь, кто бы говорил… Слушай. А это какая жена-то?

– Да вроде бывшая…

– Да не, которая?

– Да вроде третья…

– Вот тебе что, западло, что ли, сразу все сказать? Третья с конца или с начала?

– Джентльмены! – снова вклинился в беседу старый Билл. – Вам пора стреляться. Иначе солнце окончательно скроется, и нам с мистером Дэвисом будет плохо видно. Не думайте только о себе, позаботьтесь и о ваших зрителях. Счет, по давней традиции, на победителе. И без шуточек – не вздумайте потом сказать, что платит проигравший!

Хозяин салуна, подавая пример гостям, продефилировал на выход, изящно (как ему казалось) покачивая дробовиком, как самым модным аксессуаром сезона. За ним лениво прошаркал Томас Дэвис. Последними вышли посетители, которым многострадальная дверь салуна исполнила последнюю в своей жизни заупокойную песню.

Ах, ну что за атмосферная картина! Вечер, заходящее солнце, ласковый ветерок лениво гонит по дороге перекати-поле – Бездомного Джимми, не задерживающегося подолгу на одном месте. Сейчас он как раз стремится укатиться с линии огня, чтобы лучше видеть обоих дуэлянтов.

А вот возведенные в статус секундантов трактирщик и гробовщик, как всегда управляющие движением местной жизни, уже заняли лучшие места. Они разместились в теньке от раскрашенного гнилью развалившегося домика, выглядящего так же мрачно-эклектично, как, скажем… Борис Карлофф. Работники совка и кружки выжидательно уставились на дуэлянтов, сидя на откатившихся от здания бревнах, словно грифы на костях.

Подлый Гарри и Джон Дабл-ю Смит задумчиво глядят друг на друга. Бандюган стоит у крыльца местной часовни – почти заброшенного, а потому аккуратного небольшого здания. Покосившийся козырек рассохшегося крыльца, поддерживаемый четырьмя тонкими столбиками, слегка нависает над брезгливо щурящимся пузаном, прикрывая его от последних лучей назойливого светила.

Но нас сейчас интересует светило рангом поменьше. Цвет и гордость ковбойского племени (напомню: бежевый плащ, волевой взгляд) расположился как раз у дверей салуна. Наш герой невозмутимо пыхтит все той же сигарой, с интересом оглядывая окрестности.

Питейный дом и домик божий расположились метрах в двадцати друг от друга, так как в этом благочестивом городке как-то не принято искать окольных дорог вместо прямого жизненного пути, начинающегося обычно трактиром и заканчивающегося отпеванием.

Прогремел выстрел. Вдруг прогремел выстрел, если быть точным…

Это старый Билл пальнул в воздух, подавая сигнал к началу.