Илья Компасов - Иван и Камински. Повесть

– Итак, все наелись? – спросила Тереза и поставила свою чашку вместе с блюдцем на тарелку. Вопрос был в своем роде риторический. Компенсируя скудность рождественского ужина, Тереза выставила на завтрак столько еды, что хватило бы на небольшую гостиницу в разгар сезона. Одних видов сыров было девять или десять. Огромная корзина с булочками всех сортов, какие только можно представить: круглые белые и зерновые, длинные сдобные, закрученные брецели, булки с изюмом и маком, круассаны, а также два вида хлеба, ржаной и зерновой с отрубями, и хрустящие хлебцы. На столе стояли пять разных мармеладов, большинство из которых она сварила сама, два вида масла – обычное и с крупной морской солью, копченый лосось, гигантская круглая тарелка с ветчиной и колбасами, самодельный паштет и мясной салат. Кроме этого, по всему столу были расставлены небольшие плошки с маленькими помидорками черри, нарезанной паприкой и огурцами. На соседнем столике стояла большая ваза с фруктами, до которых дело, как всегда, не доходило.

– Я думаю, что мне до следующего года хватит, – выдавил из себя Иван, откинувшись на спинку стула.

– Ну так до него меньше недели осталось, – успокоила Тереза. – На ужин сегодня индейка с запеченными овощами и рисом. В пять Лео приезжает, в шесть садимся ужинать. Лили, Костя, вы сегодня накрываете на стол, договорились?

– Без проблем, – согласился Костя, положив недоеденный брецель с маслом на тарелку.

Все поблагодарили Терезу за праздничный завтрак и вышли из-за стола, взяв свои тарелки и другую посуду.

– Почему я всегда так обжираюсь за завтраком? – задался вопросом Иван, развалившись на диванчике в зимнем саду. – Причем только у Терезы.

– Она всегда такой была. Завтраки любит больше всего и не готова себя ограничивать, – объяснила Лиза и села на диван, отодвинув ноги Ивана в сторону.

– Да это понятно, но я-то сам могу себя ограничивать.

– Это иллюзия. Когда стоишь перед соблазном вот так напрямую, один на один, – ты и слабосоленый лосось с укропом или мясной салатик с самодельным майонезом из деревенских яиц и разливного оливкового масла из греческого магазинчика напротив, то выбор дается нелегко.

– Да уж, я вчера в журнале прочитал, что люди сегодня вообще от еды больше удовольствия получают, чем от секса. Особенно в Японии.

– Но мы же не в Японии, – заметила Лиза, посмотрев Ивану в глаза. – Меня вот больше наше больное общество беспокоит. Потребительское, я имею в виду.

– Но мы его сами себе и придумали. На нем вся экономика западная держится. Я так напрямую благодаря ему живу со своим рекламным агентством. Да и ты тоже, да и вообще все. По-другому нельзя.

– Вот это меня и пугает! Это ведь замкнутый круг получается: ты ходишь на работу, чтобы заработать деньги. На них покупаешь все больше вещей, которые тебе, строго говоря, и не нужны: шмотки каждые два месяца, новый айфон каждый год и тому подобное. И получается, что ты не деньгами за них расплачиваешься, а своим временем, а значит, жизнью.

– И все это за то, что тебе и не особо-то нужно, – поддержал Иван, глядя на небо через стеклянную крышу зимнего сада.

– И единственное, что нельзя купить за деньги, – это время, – подытожила Лиза.

– Хм. Но деньги могут сделать тебя свободнее, – продолжил Иван и добавил через короткую паузу: – Если разумно к ним относиться.

– Но ведь таких разумных – меньшинство! – воскликнула Лиза. – Знаешь, какая у меня мечта? – Лиза снова посмотрела Ивану в глаза. – Бросить все, продать все вещи, купить старый микроавтобус «Фольксваген» и уехать в какую-нибудь глушь, жить прямо в машине на природе. Ходить в лес, целый день добывать себе еду, иногда выбираться на рынок в какую-нибудь деревню за самым необходимым, ну а вообще стараться обходиться малым.

– И что же тебе мешает?

– Не знаю. Такими вещами, наверное, лет в двадцать занимаются, – усмехнулась Лиза.

– То есть из-за родителей? Боишься, они тебя не поймут?

– Скорее от страха – страха одиночества. Как-то до сих пор не получилось найти кого-нибудь, кто бы со мной поехал.

– Обычно такие люди находятся в самом процессе. Так что я бы не беспокоился. Ты молодая, красивая – уверен, все у тебя впереди.

– Молодая? Да мне сорок два! Еще немного – и детей уже не смогу родить.

– А ты хотела бы? – с сомнением спросил Иван.

– Конечно! Штук пять желательно. А ты что, о своих жалеешь?

– Да нет, конечно. Если бы не переходный возраст… – Иван развернулся на диване и лег головой на колени Лизы. Она провела левой рукой по его щеке. Потом положила ее на его левую ключицу, а правую запустила в волосы на затылке.

– Давно не помню тебя таким гладковыбритым. Когда ты сегодня к завтраку вышел, я чуть со стула не упала. Ты был похож… ну сам знаешь на кого.

– На кого?

– Да на тебя самого – только лет двадцать пять назад. Сейчас, правда, вижу, что еще волос бы тебе на голове побольше. И морщины слегка разгладить, – улыбаясь, сказала Лиза. – Может, тебе совсем все сбрить?

– Думаешь, нормально будет? На онкологического пациента походить не буду? Ты знаешь, как Тереза к этому болезненно относится.

– Лиза рассмеялась. Она плотно схватила Ивана за волосы на затылке и приподняла голову. Так, что его лицо практически упиралось в ее грудь. Иван приоткрыл рот и легонько укусил ее за правый сосок, выступающий через хлопчатобумажную футболку. Лиза взвизгнула и тут же отпустила волосы Ивана. В ту же секунду в зимний сад вошла Дорит с газетой в руках. Она молча проследовала мимо диванчика, на котором лежали Иван с Лизой, и села в кресло.

– Так и будете целый день валяться? – спросила она обоих, открывая вчерашнюю газету.

– Эта штука, как ты выразился, называется телеграфный ключ или ключ Морзе. Что такое азбука Морзе, вы знаете? – спросил Герхард. Лили и Костя отрицательно покачали головами.

– Смотрите, сто лет назад, когда не было еще ни телефонов, ни компьютеров, ни Интернета, для того чтобы передавать сообщения, использовали телеграф, – начал рассказывать Герхард.

– Теле-что? – спросил Костя.

– Телеграф. Это как почта, только быстрее, потому что сообщение с помощью радиоволн передается, – Герхард сделал небольшую паузу, посмотрев на детей с застывшими лицами. – Так вот, чтобы сообщение отправить, нужен был этот самый прибор. – Герхард взял в руки старый телеграфный ключ и показал детям. – Видите рычажок? Он еще коромыслом называется – двигается вниз-вверх. Радист… в общем тот, кто на телеграфе работает, нажимает на конец коромысла, – Герхард поставил аппарат на стол и надавил на рычажок, – и таким образом замыкает электрический контакт. В зависимости от того, долгий или короткий контакт, получается либо точка, либо тире. Из этих двух символов и состоит азбука Морзе.