протоиерей Алексей Мокиевский - Незавершенная Литургия

– Поди знай, чё тут, – пожал плечами седой. – Сюда ведь много раз лазили. Церковь-то богатая была. Золото искали, серебро, вещи старопрежние. Да она будто заговоренная, никому не давалась. Ее ведь даже взрывать намерялись, когда Волго-Балт строили, и то не вышло. А наши деревенские, дурачье, все им неймется, нет-нет да и полезут. А здесь ведь кладбищо кругом, кресты кованыё. Их с-под воды не видать. Ну, кто наткнется, лодку пробьет, да и потонёт. Один с колокольни пал на решетку на востриё. Двоих кирпичами завалило, подкапывались под стену. В общем, гиблое место – нехорошее. Моя старуха узнает, что сюда с вами плавал, – домой не пустит.

– Ты, дед, не суйся внутрь. Твое дело нас сквозь эти джунгли провести. А дальше мы сами как-нибудь, если ты боишься. – Спортсмен сложил весла и взял багор.

Дальше возможности размахнуться веслом не было. Зашелестел тростник. Лодку обступили деревья.

– Я-то не боюсь, – проводник закурил папиросу. – Мне любопытно самому туды заглянуть, я ведь там бывал мальчонкой. Мой отец эту церкву и закрывал.

– Я же говорил, блин, всё тут коммуняки уже обчистили сто раз, ежу понятно, – негодовал здоровяк.

– Да не-ет, – дымил дед, – в том-то все и дело, что не успели…

Тут в дно лодки что-то ударило, и по днищу прошелся скребущий звук. Все насторожились.

– Не спеши! Помалеху двигай, – успокоил всех проводник, – еще чуть-чуть, и приедем. По большой воде к церкве не подобраться, она вощще вся до самых стен в сыросте. Щас в Рыбинку воду сбросили, дак есть хоть куда ступить. Но мелковато пробиратсе, конечно… Держись вон той березы, там я дно проторкал. Должны проскочить.

– Мне-то как быть? – напомнил о себе маленький мужичок на плоту.

– А такжо тихонько правь, ничё не цепляй, – отозвался проводник.

Проплыли мимо полусгнивших опор ограждения, на которых ржавели остатки колючей проволоки. Храм предстал сквозь кружево ветвей во всей своей загадочной красе. Построенный «кораблем», он имел квадратный двухсветный летний придел, приземистую трапезную часть и стройную колокольню со шпилем. Над главным приделом на сводчатой кровле возвышался купол со сложной луковичной главкой. Алтарь выделялся высоким полукругом.

Они плыли, словно по узкому коридору среди кустов и деревьев. Вода была густо засыпана листвой и обманчиво напоминала дорожку в парке. Ветки местами нависали так низко, что касались воды, и их приходилось отводить, как занавес. Наконец нос лодки уперся в дно. Проводник вышел, подтащил лодку к ближайшему стволу и закрепил веревкой. До берега оставалось несколько шагов, но где вода смыкается с сушей, было трудно определить под пестрым ковром из листьев. Плот отвязали и подтащили к самому берегу. И уже на твердой суше стали разгружать с него инструменты, оглядывая церковь.

Несложный русский классицизм. Состояние удручающее. Побелка смыта дождями, и потому просвечивающие кирпичи придавали стенам общий розовый цвет. Разрушенный водой, словно изъеденный низ густо зарос мхом. Черные листы ржавого железа на крыше, местами сорванные со своих мест, громыхали на ветру. В зарешеченных окнах зимней части кое-где виднелись стекла, на летней части – выцветшие голубые ставни и под самой крышей в нише – большая фреска Богородицы с воздетыми руками и со сбитым ликом.

– Да, дед, ты потрудился на славу, – улыбнулся молодой в очках, – и дорогу проторил, и здесь все обрезал, хоть пройти можно.

Они двинулись вкруг церкви по узкой полоске земли. Все выдавало, что еще недавно здесь была вода: запутавшиеся в кустах водоросли, вымытые и сглаженные кирпичи фундамента, песчаные промоины, сморщенные, как стиральные доски. Вокруг храма среди зарослей естественно, будто росли, возвышались ржавые кованые ограды и кресты, замшелые мраморные памятники, чугунные изваяния. На ветвях деревьев среди птичьих гнезд висели сорванные лоскуты кровельного железа. В кирпичной кладке то тут, то там виднелись глубокие пробоины, изрядно раскрошенные водой.

– Это взрывчатку закладывали, – пояснил проводник. – Перед затоплением решено было церкву взорвать, но что-то у них не вышло. Динамит весь повыняли, а провода, вон видишь, остались.

Молодой ковырнул пальцем тянущуюся вдоль стены проводку. Ветхая изоляция, словно пыль, легко осыпалась, обнажив медную позеленевшую проволоку.

– Да! Тут и впрямь как крепость – не приступишься.

– Дверь на кованом внутреннем замке. Решетки кругом. Туда как-то через колокольню пытались попадать, но там еще одна дверь, коваными листами, как броней, проклепана. Мне пацаны давеча трепанули, что там, на дверях, бомба висит налажена, провода к ней протянуты…

– Ты же говорил, динамит весь увезли…

– Само собой, кто ж его бросит. Опасно, надо думать! Но дело в спешке делали. Поди знай, может, и осталось чего…

– ?!!

– Да ладно ты, не дрейфь. Если было бы чё – давно бы рвануло… Да и верить этим брехунам пустое дело. Вон второго дня трепали, что видели вон в той башне золотой автомат .

Они вышли к западному входу в храм и остановились на квадратном крыльце у главных ворот. Ступени с него уходили под воду. Напротив, в воде стояли руины арки святых ворот с чудом уцелевшей, но погнутой вратницей ажурной ковки. Чуть поодаль виднелись две башенки кладбищенской ограды. Кровля на них давно провалилась, и их облюбовали птицы. Небольшая площадка перед храмом, видно, некогда была замощена камнем и потому не заросла травой. Стоя у входа, молодой человек прищурился и, придерживая очки, огляделся. Его внимание привлек черный предмет в развилке березы.

– Глянь-ка, дед, что там такое?

Старик пожал плечами, но послушно зашел в воду и направился к первой находке, хрустя ветками и осыпая остатки листвы. Парень двинулся за ним, лавируя промеж густых зарослей и могильных ограждений. Когда они достигли цели, то предмет, привлекший их внимание, оказался механизмом с рукояткой, к которому тянулись провода.

– Вот это да! Дед, да это ведь «адская машинка». Крутани ручку – и все здесь взлетит на воздух!

– Давай-ко, братец, провода повырвем с нее. Поди знай, может, и впрямь долбанет. Ну ее к лешому! Как эта беда здесь нарисовалась?.. Может, пацаны повесили? Я тут ее даве не видал…

– Так, дед, ты провода не трогай, а пойди скажи братве, пусть вернутся в лодку. А я крутану ручку, если там, на двери, толовая шашка, то не надо тут полдня возиться. Дверь вылетит как пробка из шампанского!

– Спятил ты, паря! А как, если все завалит, к чертовой бабушке? Стены-то на честном слове держатся.

– Иди, дед, иди. Свистните мне, когда будете в лодке.

– Ну, шальной ты… – буркнул проводник, но поплелся в сторону лодки, оглядываясь и качая головой.

Очкарик бережно снял крепко засевшую в березовой рогатке тяжелую железку, присел за широкий ствол дерева. Спустя несколько минут он услышал свист, оглянулся на церковь и резко крутанул ручку. Сначала она сопротивлялась, а затем послушно провернулась, издав характерное жужжание. Парень зажмурился и вжался в ствол. В мертвой тишине лишь прокричала ворона, а затем вместо ожидаемого взрыва раздался грохот железной крыши.