Р. Л. - Остальные. Часть 1

3.12

Двое на скамейке, а третий перед ними на корточках – в чёрных кожаных куртках, и лица небритые тоже кажутся чёрными.

– Ты на свои волосы посмотри, и на мои волосы посмотри.

Дети хором:

– Па-ма-ги-те! Па-ма-ги-те! Па-ма-ги-те!

3.13

Дотягивается до домофона, шапка слезла на глаза:

– Мам, это я.

– Ну и чё?

– Я хочу домой, синего рейнджера взять.

3.14

– Вы за кого голосовали?

– Я… Ни за кого.

– А я ему сказала в глаза, я ему сказала в глаза, я ему сказала в глаза, и теперь он со мной не разговаривает.

Присел и снимает детей видеокамерой. Дети гуськом тянут на длинном ремне ледянку с самым младшим. С заднего плана подходят вплотную к отцу, проходят стройным шагом, молча поворачивая к нему лица.

Крупный молодой человек в зелёном костюме и белом галстуке идёт от учебного заведения, помахивает барсеткой, оглядывается на дорогу.

Двое сидят на бревне, двое стоят около бревна. Играют в карты с рубашкой в виде доллара. Им год или два после десяти, и табак они курят так, как люди старше курят марихуану: таинственно.

Обшлаги и воротник кожаного плаща заклепал алюминиевыми кружочками, на голове кожаная кепка. Внимательно смотрит на книгу входящего в трамвай, выглядывает название: «Фридрих Незнанский». Удовлетворен. Выходит вместе с матерью – крупной дамой, похожей на кассовый аппарат.

– Только целовацца, обнимацца и ебацца. Больше они ни на что не приспособлены.

– Да мы ещё не подъехали. Не ругайся.

– Мы квартиры получали, ремонтировали, детей воспитывали, высшее образование давали, а они ни на что не приспособлены.

На ней розовая шапка из синтетической неплотной шерсти. Выходит.

3.15

– Вещество, входящее в препарат, запатентовано, в других марках не встречается, – глаза опущены, смотрят на проспект лекарства. Его держит покупательница, глаза которой опущены тоже, но не смотрят, а слушают то, что говорит женщина в белом халате и с бледно-зелёными тенями на веках.

Стоит на мокрой плитке между рельсами, курит. Его рубашка в мелкую красно-белую клетку крепко застёгнута до горла. Прямоугольную сумку держит перед собой.

3.16

Она везёт перед собой плоскую коляску с близнецами, похожую на больничную широкую каталку. Близнецы лежат на спинах, подняв руки перед собой. Смотрит налево, смотрит направо, переходит дорогу.

Двое взрослых ведут между собой девочку в красной куртке и жёлтых колготках, держат её за поднятые руки, ножки бодро передвигаются. Над лужей девочку приподнимают и переносят бегом: ножки болтаются в воздухе. Потом опускают её, отпускают руки, и она идёт сама так же быстро.

3.17

Старательно прихорошившаяся, фирменного красного цвета, стоит возле такой же стойки: сигаретная рекламная акция. Плотные и густые чёрные кудри, блестят чёрные глаза. Никто не подходит. Зевает: сложенные пальцы тянутся ко рту, красивое лицо где съёживается, а где – растягивается.

3.18

Останавливается легковой автомобиль. Выходит водитель в рубашке, заправленной в джинсы. Выходит низенькая пожилая с морщинами, заполненными белой пудрой, и сухими губами, обозначенными помадой. Водитель открывает багажник, достаёт две сумки, сумку и пакет, ещё одну сумку, ставит к бордюру, закрывает багажник, уезжает. Она стоит, сложив руки на животе, и смотрит вперёд. Справа по дорожке подходит высокая с грубым лицом и самостоятельной причёской. Они разговаривают, высокая уходит в здание, а первая продолжает стоять и смотреть. Через несколько минут справа появляется сухощавый, но круглолицый и говорит:

– Можно брать?

– Можно, – отвечает низенькая пожилая в горбатой шапке.

Бросают с пятиэтажной крыши куски гнутого кровельного железа и рваного толя вниз, в контейнер. Они продираются через ветки дерева и попадают с грохотом.

Старушка в фиолетовой шапке и оранжевой юбке из-под старо-коричневой куртки переходит дорогу, останавливая автобус поднятой клюкой. Подходит к дверям, но автобус трогается дальше.

3.19

Мужчина откусывает от ромовой бабы, ставит бутылку можайского молока на прилавок молочного киоска. Положил сдачу в карман, идёт к своей машине.

Разноцветные тёмные шнурки, короткие, длинные и очень длинные, свисают по стене киоска. Ряд стелек. Она сидит в глубине, на стуле, покрыв ноги одеялом и положив руки на колени. В платке – многовековое ассирийское лицо, с полными молчания глазами. Приёмник очень громко транслирует бесхитростную блатную музыку. В трёх кварталах от неё в таком же киоске стоит старый человек в кепке с такими же глазами.

Растянутыми московскими ленивыми голосами:

– А што это за мелодия?

– Маё сердце астанавилось, – берёт телефон на поводке, подносит под кепку.

– Девки, бабы! – и врассыпную, и проснулась суета. Как ветром сдувает и ту, что стояла над десятком покрытых плёнкой ящиков и кричала «Клубника, клубника, свежая клубника!», и ту старую, с пакетами перемешанной с морковью квашеной капустой, и ту, что в синем платке. Она отходит последней, затолкав красный пластмассовый ящик под колбасный фургон, к таким же ящикам. Через минуту по опустевшему месту проходит милиционер с картонной коробкой в руках. Делает полукрюк в сторону двух таких же, как у него, коробок, стоящих на земле кое-как, но они пусты.

3.20

Посреди тающего парка лежит старый матрас. На нём возятся два мальчика и две девочки, они постарше. Одна грубовата, с пережжёнными волосами; вторая более благополучна, гладкие волосы стянуты заколкой. Курят. Затягиваются, потом крашеная что-то говорит подруге, и они целуются губами в губы.

Девочка с любопытными глазами держит пульт с антенной и жмёт кнопки. Игрушечный автомобиль делает виражи, женским голосом припевая: «I only kiss kiss kiss. I only kiss kiss kiss».

Пара старичков, она совсем маленькая, не спеша передвигаются в ногу, рука об руку. Вторая рука у него на груди, у неё – в кармане. Ровно и терпеливо преодолевают пространство.

Пожилые мужчины, сидя на зелёной лавочке, пьют водку. Маскируясь, вешают пластиковый стакан на бутылку с колой. Обсуждают, делая жесты. Напротив по диагонали сидят две пожилые женщины. Они положили на лавку тяжёлые сумки, держат в руках кошельки и подсчитывают свои расходы.

3.21

Втроём сидят на правом фальшборте парусника-песочницы. Один качает ногой, второй держит бутылку оранжада со стаканчиком наверху, третий посередине.

– Есть у вас что-нибудь классическое, но спокойное, без вот этого вот, – показывает руками дирижёра.

– А это что? – спрашивает лысый в длинном пальто и шарфе. – Убитый человек? Убитый мужчина?

– Это авторское кино. «Мертвец».

Лысый отходит рассматривать сдвоенные коробочки сериалов про бандитов.