Array Антология - До горизонта и обратно

Среди хороших вещей, любимых мною, огонь
и черное серебро звезд
за опояском ночи.

Черное серебро да старые слова,
которыми посвящали в рыцарство:
выдержишь три удара и не более.

Среди хороших вещей люблю день,
когда весна кладет узду на доброго коня,
синюю узду
и розовые седла.

Каждый год возвращаться —
хороший замысел весны.

Из всех добрых вещей люблю нашу любовь,
ту старую, которая не умирает,
и говорю тебе снова и снова:

это существует вчера,
будет сегодня
и было завтра.

Выдержать только три удара и более ничего.

Мы одни,
будто бы нас кто-то обидел.
Тщетно ищу в карманах,
что мог бы тебе дать.

Но это не горе,
на мой взгляд,
и в рощах Моравии
иначе умирает любовь.

По лесам летел ноябрь,
как олень без головы.
Тело мохнатое
изваляно в листьях.

Падало,
падало в лесу грабовом,
непрерывно кружило,
и олень без головы
по лесу бежал
на тонких ногах
галопом.
Бежал и бежал,
в полях мчался,
в паху кровь
отъятой головы.

Не бойся
и отринь эту малую печаль,
мы же не дети.
И все ж таки моя нежность
хотела бы уснуть под черной бузиной.
чтобы поймал меня
один день из моего детства.

Не бойся
и отринь эту малую печаль,
потому как мы давно уже муж и жена.
Мы ночь и день, и луна нашей ночи
падает, как срезанная роза.

Не бойся, когда буду под твоим боком засыпать,
проваливаться назад под черной бузиной,
чтобы меня удержал
один день моего детства,
чтоб я вернулся
и в руке держал розу,
только бы ты встретила меня вновь мечтательного.

Не бойся, это просто
приказ человека, жест Бетховена,
с которым солдаты прикладывают скрипки к щеке,
и с неба падает срезанная роза.

И падает с неба чистый, ясный дождь
на человеческие сердца, немного закопченные,
и ты огорчаешься,
что мы не дети,
что я муж и что ты жена.

Вчера летел по ветру первый белый волос.
Он позвонил,
когда медленно упал на землю —
и слова

жесткие, непокорные слова
застряли в горле как рыбья кость.

Лето мое,
ты уже тоже седеешь?

Так
придет завтра и осень.
Вновь все деревья облетят,
вновь будем спрашивать,
куда или к кому пойти.

И тишина, убогая как полевая мышь,
нам пискнет за спиной.

Лето мое,
и ты уже тоже седеешь?

темнота бросила на берег
лучи света
далекой планеты
засушенные незабудки
потухшего дня
поставленные
в вазу с водой
начинают оживать
и вот пахнет твоим днем
во всей комнате
и ты возникаешь
из раскрывшихся лепестков
чаши пространства
я поднимаю к губам теплую облатку тела

ночью незрячей
в космическое путешествие
отправиться
на ощупь
без билета
без тела
на лазерной снежинке души

полюби ты меня
я откликнусь ответно
прорастем мы в себя
чуть дыша и безмерно

я сокроюсь в тебе
ты исчезнешь во мне
смерть разыскивать нас
будет по миру тщетно

вновь меня выбрасывает
рассвет на берег
словно раковину
из клубящегося океана
в голове моей как в раковине
всю ночь гудело
Вечностью и Снами
все смешалось со всем
и все были всеми
и не было еще нарочитого разделения
на живых и мертвых

Потихоньку
раскрылись
ставни сна
со всех сторон
полетела тоска
на подоконник
сел белый ворон бессонницы

не ты ли подумала обо мне во сне
в по́лночи

ах сердце
ночная бабочка безумная
покинутая в темных долинах
у подножия разума
трепещешь
опаленными крыльями
в погоне за тем
что велико и ярко
а все же
могла бы вспорхнуть выше
чтобы как на ладони увидеть
какое малое
трухой светящееся
это твое
воображаемое солнце

солнце движется в панике
день ото дня
убывает его сила и все раньше
трепещет в окне тьма ночи
земля склоняется к осени

ибо заволакивает туманом зеркало неба
в этом зеркале словно брошенный хлам
отражаемся мы в уменьшении

ибо отцвели в нас душистые метафоры
и в ладони насыпана горсть пепла
всех вдохновений майских

ибо грохочут в нас поля маковые
как размышляющие над тщетою мира
философов засушенные головы

один изобрел колесо
другой построил судно на подводных крыльях
третий сделал три первых шага на Марсе
а я открыл Тебя
на этой удивительной планете
Земля
и с тех пор
на заре
меня будит радостная
как щегленок мысль
что ты действительно
существуешь…

Охватываем взглядом пору и время
мы миллионеры времени

смерть не осенила еще крылом
фон фотографии
мы разбрасываем время
полными горстями

в кармане бренчит связка ключей
от ста незнакомых ворот

жизнь светит нам прямо в лицо
сказкой из тысячи и одной ночи
мир еще существует
и все
буквально все
может случиться

Бог так одинок в предутренней рани
что играет на скрипке грусть
в завешенных паутиною стенах
любовники пробудились от сна

затаили дыханье слушают скрипку
растет в них безмолвно отдельность
(в стеклах старых зеркал отражается тьма
в ней белую смерть прядут пауки)