Алексей Леснянский - Нецелованные

Ну, во-первых, в тайге было просто не принято произносить имя родной страны всуе, как это сейчас делают на Большой земле все кому не лень. Ещё в раннем детстве лесные мальчики с подачи наставников твёрдо уяснили, что от частого употребления любая святыня замусоливается и утрачивает значимость. Во-вторых (и это самое главное), Россия была для наших юных героев первой любовью – той самой девочкой с первой парты, о чувствах к которой мальчики, как правило, стесняются рассказывать окружающим. До поры до времени стесняются. Очень скоро автор разговорит пацанов на сокровенную для них тему, потому что с молчунами ему будет сложно выполнить поставленную в книге художественную задачу. Вернее, ребята сами разговорятся, так как специально введены в роман в переходном возрасте, в котором, как известно, достаточно искры – и возгорится пламя в виде мучительных или радостных бесед о любви ещё не с мамой, но уже с друзьями…

…Десять охотников ушли в ночь. Им поставили задачу добыть дичь для одной из столовых. Дни на это не выделялись. Светлое время суток предназначалось для занятий. Мальчики считали это нормальным, поэтому никто из них не жаловался. Они были уверены, что по-другому нельзя. При этом от них отнюдь не скрывали, что на Большой земле всё иначе, что там действуют целые институты по защите прав ребёнка, и на уроках учитель даже не смеет поднять голос на ученика, не говоря уже о том, чтобы выпороть его или отправить ночью в тайгу за пропитанием.

Подростки, вооружённые автоматами и снайперскими винтовками с ночными прицелами, двигались след в след. Все они были превосходными лыжниками. Обладали недюжинной силой и выносливостью: если кто и вываливал язык на плечо до пересечения линии горизонта, то совсем не от усталости – дразнил бегущего сзади. Скорости тоже развивали приличные: машина бы, конечно, мальчиков обогнала, но при этом шофёр непременно включил бы поворотник – из уважения. А уж как ребята стреляли! Худший из них попадал белке минимум в белок глаза. Автор сказал бы – в молоко, если бы после выстрела на мишени можно было разглядеть хоть какую-то конкретику. Однако при вытекании ока никогда не получится глазуньи, всегда – омлет. Мальчики и не подозревали, что по ним, биатлонистам милостью Божьей, уже плачут зимние Олимпиады 2010-го, 2014-го, 2018-го, 2022-го, 2026-го годов.

К слову, на уроках ребятам рассказывали про Белые игры, пользующиеся большой популярностью на Большой земле. Курсанты с интересом внимали наставникам и диву давались, как такое может быть:

Что на огневых рубежах того же биатлона мишени стоят на месте, а не петляют, как зайцы, не окружают, как волки, не несутся на тебя, как медведи.

Что лыжню пробивают не сами стрелки, а обслуживающий персонал.

Что есть на свете трассы, на которых можно в любой момент перейти с классики на коньковый ход и при этом не застрять между деревьями.

Что 10 км – это уже сама дистанция, а не разминка перед ней.

Что биатлонисты никогда не тащат на спине грузы и не волокут за собой сани с поклажей или хоть колёса от КамАЗов (так называемых раненых).

Что спортсмен, вышедший на официальный старт не в облегающем костюме, а в валенках и полушубке, станет посмешищем.

Что биатлонисты запросто могут себе позволить промазать на огневом рубеже, и за это на них наложат только минутный штраф, а не 10-сантиметровый шов от встречи с мишенью.

Что крики людей в лесу – это далеко не всегда облава на зверя.

Что биатлонную славу норвежца Уле-Эйнара Бьёрндалена, пусть хоть трижды потомка непобедимых викингов, ни один российский спортсмен до сих пор не понизил до славки.

Колонна двигалась молча. Ребята были одеты в белые полушубки, того же цвета ватники, ушанки и унты. Во лбах мальчиков горели шахтёрские фонарики. Световые пятнышки, подобно бурундукам, носились друг за другом по сугробам, запрыгивали на кедры и спины впереди идущих, щекотали звёзды.

Первым, утаптывая снег, шёл Толя Ракитянский – серьёзный шатен с естественнонаучным складом ума, имевший на всё собственное мнение и высказывавший его с достоинством, но без превосходства. Бесстрашный – он никогда специально не искушал судьбу, не выискивал адреналина где не попадя. Отвагой отличался, если так можно сказать, не военной, а гражданской. Словом, он был не из тех, кто со штыком-молодцом добровольно прёт на пулю-дуру или вызывается соединить перебитый телефонный провод в собственной челюсти под огнём неприятеля. Он был из тех, кто всходит на эшафот за свои убеждения: от семнадцати до тридцати пяти лет – за политические, от тридцати пяти до глубокой старости – за научные. Изредка Толя поднимал руку, останавливался и прислушивался. Звенья змейки замирали одновременно с ним, не наползая друг на друга.

Для мальчиков тайга не была тёмным лесом. Они исходили сибирские джунгли вдоль и поперёк и умели охотиться как в богатых угодьях, так и там, где с трофеями негусто. Чтобы добраться до участка, выделенного их улице на зиму 2004-го, курсантам предстояло провести в пути около двух часов. Без единого выстрела. Без проверки силков и капканов. Не укради!

У ребят даже не возникало желания присвоить чужое. До определённых границ вокруг них были не охотничьи угодья, а таёжный зоопарк, сибирское сафари – смотри, но не трогай. Законы, по которым они жили, были ремиксом библейских заповедей (платиновую «десятку» сократили и подкорректировали в соответствии с возрастом и положением ребят). К примеру, за ненадобностью была вычеркнута заповедь «Не прелюбодействуй». Она и без того соблюдалась по определению, так как город населяли исключительно представители мужского пола, среди которых большинство знало о существовании девочек и женщин только из книг и сбрасываемой с вертолётов прессы. Упразднили для бывших детдомовцев и «почтение к отцу и матери», заменив его уважением к старшим. Вакансию Бога из первой заповеди и вовсе оставили открытой, так как город населяли дети разных национальностей; определиться с верой ребятам предстояло позже на курсе «Религии и секты планеты».

В центре колонны шёл друг Толи Ракитянского – рыжий и конопатый Илья Буриков. От быстрого движения, помноженного на простуду, в носу его хлюпало совсем по-весеннему. Сопли он, однако, не распускал. Когда накапливалась критическая масса, Илья зажимал пальцем одну ноздрю, после чего нагнетал давление в другой и выстреливал из неё на снег – да так, что непременно образовывалась проталина. Мальчик был идеалистом. На его лице то и дело появлялась отрешённая улыбка, которой он обрамлял собственные мечты. К примеру, когда Илья узнал, что на Большой земле люди при всей своей многочисленности и скученности нередко страдают от одиночества, то решил изобрести нательный датчик, который бы вспыхивал, когда о человеке кто-нибудь скажет или подумает. Не было ещё ни прибора, ни даже соображений, как его сделать, а Илья уже думал о модификациях датчика. К примеру, на земле было много известных людей, о которых вспоминают постоянно. Мальчик решил, что приборы на их телах должны менять цвет от кипенно-белого до иссиня-чёрного – в зависимости от того, лихом их поминают или добром.