Владимир Сыров - Пересечение

Сыщик же никак не хотел отказаться от версии о связи Владимира с преступниками, и поэтому несколько раз пытался поймать Владимира на нестыковках. И даже то, что Владимир сказал о замеченной примете у одного из грабителей, на капитана не особенно подействовало. И Владимиру даже показалось, что отпустил его следователь с большим сожалением.

В автосервис идти было уже поздно. И очень хотелось есть. За весь день во рту не было даже маковой росинки. Благо напротив, через дорогу, была маленькая, уютная кафешка. В ней недорого и вкусно кормили, а главное – здесь можно было хоть час просидеть за чашкой кофе, никому не мешая. Составив на поднос парочку салатов, мясное блюдо, а к чаю еще и мясной пирожок, как бы включая в ужин и пропущенный обед, он пошагал к свободному столику у окна. Да и остальные столы, несмотря на вечер, были свободны почти все.

У поваров в кафе сегодня день явно не задался, все было невкусно. Владимир с трудом съел полпорции первого салата, пресного и безвкусного, одолел пару ложек с заметной горчинкой второго салата и только-только принялся за мясное блюдо, кстати, пересоленное, как вдруг всей спиной почувствовал острый ненавидящий взгляд. Этого просто не могло быть. Так смотреть и ненавидеть мог только один человек, которого давно уже не было в этом городе.

Эта сволочная история из-за девчонки из параллельной группы случилась на четвертом курсе где-то за месяц до весенней сессии. За свой всегда изящный вид, классную игру на гитаре, прекрасный голос, тонкие манеры, отличную учебу, участие во всех студенческих мероприятиях Владимир пользовался огромным успехом у большинства однокурсниц. Не выделяя особо никого из числа своих поклонниц, он мог неделю-две проводить время с одной девчонкой, сразу и честно предупредив ее об отсутствии каких-либо серьезных намерений и обязательств, даже намека на них. Затем он мог два дня побыть с другой девчонкой, а уже вечером пойти в кино с третьей. Кто-то за глаза осуждал его за это, кто-то завидовал, кто-то пытался копировать его. А многие студентки даже гордились тем, что смогли хотя бы на несколько дней привлечь его внимание к своей персоне. И даже чуть ли не соревновались в этом. До настоящей близости доходило далеко не всегда. Но случалось. По правде говоря, в этом не было ничего необычного. Пришедшие с Запада в страну свобода слова, демократия к этому времени практически сошли на нет, а вот сексуальная революция осталась. Так что нравы среди студентов царили свободные, а к четвертому курсу многие чувствовали себя совсем взрослыми. И позволяли себе самые различные связи, без каких-то взаимных обязательств, иногда из чувства симпатии, а иногда просто для разнообразия. А у них в общежитии это и вообще было в порядке вещей.

В принципе почти то же самое чуть не повторилось и с Настей, симпатичной с огромными черными глазами и пухлыми чувственными губами брюнеткой с его же потока, только по другой специализации – программирование.

– Погуляем? – спросила она, улыбаясь, на одной из перемен Владимира.

– А этот? – в ответ спросил Владимир и показал легким кивком головы на стоящего невдалеке крепкого русоволосого паренька, пристально наблюдающего за ними. Мишка учился в одной группе с Настей, с первого курса был влюблен в нее, об этом знал весь факультет. Резкий и импульсивный, он никого и близко не подпускал к своему предмету обожания. И он неоднократно и всенародно объяснялся Насте в своей любви.

Один раз на большом электронном рекламном щите на площади перед университетом появился Настин портрет и огромная надпись: «Настя, я тебя люблю!»

Прохожие и студенты с огромным удовольствием созерцали эту рекламу.

Как Мишка умудрился изладить это дело с электронным рекламным щитом, так и осталось за семью печатями. Хотя, будучи уже почти дипломированным специалистом, он вовсю подрабатывал в какой-то фирме по своей специальности, так что кое-какие возможности имел.

В другой раз Мишка крепким капроновым шнурком привязал к самому коньку здания факультета огромный воздушный шар с прикрепленным к нему транспарантом. На транспаранте были те же самые слова. Пару дней весь университет зачитывался этим выдающимся литературным произведением про любовь. На третий день сильный ветер оторвал шар и унес его вместе с транспарантом ввысь и в дальние дали, чтобы и там поведать о Мишкиных чувствах.

Но Настя спокойно относилась ко всем этим Мишкиным сердечным изыскам. Она позволяла ему находиться рядом с собой на минимально допустимом расстоянии и пользовалась им как мальчиком на побегушках, но зато была лишена внимания других ребят. Никто не хотел связываться с этим упертым крепышом. И вот теперь Настя на перемене сама подошла к Володе.

– А что – Мишки боишься?

Ну, на слабо только дураков берут:

– Не боюсь, но и не буду.

– Значит, боишься.

– Значит, боюсь, – ответил Владимир и отошел от нее, удивляясь настырности Насти.

На следующей перемене к Володе подошел Мишка и сказал:

– Только попробуй, убью!

– А мне это надо? – ответил он Мишке. И в этом он был абсолютно честен. Ссориться с этим импульсивным парнем из-за девчонки, к которой ты абсолютно равнодушен, просто не имело смысла.

– Я предупредил, – сказал Мишка и отошел.

С тех пор Владимира всегда преследовал Мишкин ненавидящий взгляд: на лекциях, перемене, в студенческой столовой. Он почти свыкся с ним и мгновенно, просто физически, спиной чувствовал его появление. С Настей он даже не здоровался, а объясняться с Мишкой было просто западло.

Прошло достаточно времени. Прекрасные способности, отличная память давали ему возможность учиться легко и непринужденно, и в то же время успевать заниматься еще самыми различными делами, в том числе и гулять с девчонками. На одной из пирушек в их студенческом общежитии собрался почти весь поток. До 23.00 вахтеры пускали свободно, тем более студентов пятого курса они знали почти всех. Владимир весело отплясывал с однокурсницами. Пил он совсем мало, только символически поднимал со всеми вместе рюмку, чутьчуть пригубливал и снова ставил на стол. Зато плясать и танцевать он любил, мог часами кружить не уставая. Менялись партнерши, пары, включались ритмичные, быстрые танцы, а он все не возвращался за стол.

А затем объявили белый танец. К нему подошла Настя и вытянула его на танец. Звучала медленная музыка, он вел ее по кругу, а она близко-близко прижималась к нему. Он ничего не говорил ей, весь отдаваясь созвучной его душе, любимой музыке. Едва только этот танец закончился, как снова объявили белый танец, и вновь зазвучала та же музыка, и вновь ему пришлось плыть в ее волнах с Настей.

Но сразу по окончании этого танца он забрался за стол на свое место, от греха подальше. Больше он не собирался поддаваться на провокацию.