Ли Льеж - Кукла, висящая вниз головой. Новеллы

Иногда на его пути попадались чахлые кустики, почти лишённые листвы, но зато усыпанные колючками. Порой в жалких сухих колючках прятались крупные, неповоротливые кузнечики, которые годились в пищу. Волк поймал и съел двоих, сильно напоровшись носом на колючку, но от этого голод лишь встрепенулся, как почуявшая опасность птица. Больше кузнечиков ему не встретилось, зато на горизонте вновь забрезжило пламя костра. Ярко-оранжевая точка высвечивала из черноты силуэт раскинутого шатра и фигуры крупных животных. Волку негде было укрыться, и он подобрался к шатру так близко, как только мог, чтобы остаться незамеченным. Прижавшись брюхом к холодному песку, волк уставился на огонь. Костёр горел ярко, недымно, невдалеке стояли связанные одной длинной верёвкой верблюды и что-то пережёвывали, бессмысленно глядя вниз.

С другой стороны шатра, которая была не видна волку, стояли люди-чужаки. Их было трое, и все они были стариками разной степени старости. Самый старый из них был высок, строен, рыжебород, его одежда была усыпана украшениями из сотен крошечных зеркал. Когда свет холодных звёзд преломлялся в них, по песку и матерчатым стенам шатра начинали скользить белые блики, напоминающие насекомых. Двое других мужчин были одеты не менее богато, но держались скромно и задумчиво. Первый же не умолкая говорил вполголоса, будто убеждал себя самого:

– Верить или нет предсказаниям эритрейской сивиллы, безумной пророчицы, чьими устами говорят бесплотные? Что если всё, чему мы доселе верили и что почитали за правду – есть искусно выдуманная подделка? Возможно ли, чтоб ошибался величайший из нас?.. А что же Вергилий?

– И Вергилий всего лишь человек, Хаспо, – тихо молвил один из его спутников, поглаживая рукой седую шелковистую бороду, – он мог ошибаться. Если ошибся не он, то ошибся его переписчик. Звёзды же не лгут и не ошибаются никогда. Пророчество наконец свершилось.

– Тогда почему никто, кроме нас, о нём ничего не слышал? – Возразил рыжебородый. – Или мы одни умеем читать повести звёзд? Только мы трое? А как же знаменитые звездочёты вавилонян, которые, как говорят, могут предсказывать смерть с точностью до минуты? Почему мы, а не они первыми пришли в Ерузалем? Ты помнишь сам: когда мы спрашивали простых людей и царедворцев, лавочников и ростовщиков, что они знают о родившемся Царе, они смотрели на нас как на безумных! Не для того мы проделали такой путь, чтобы убедиться в своей ошибке. Но поворачивать назад уже поздно…

– Хаспо, ты мудрее нас обоих, – мягко возразил ему давешний собеседник, – но сомневаешься ты напрасно. Если сам Ирод, правитель иудейский, не знает о рождении Царя, это значит лишь, что Царь вовсе не связан с ним родственными узами, как мы вначале думали. Царь, рождённый при живом царе, вероятно, является Царём в более высоком смысле, чем обычный человек, наделённый властью. Возможно, родился не просто царь… родился Бог!

Рыжебородый старец повёл плечами, как если бы ему вдруг стало зябко.

Вспомни глаза Ирода, когда мы пришли к нему и заявили, что хотим взглянуть на Младенца! Он подумал, что мы смеёмся над ним. Сначала… А потом он покрылся зелёной бледностью и велел нам убираться вон. Ты заметил, как затряслись его руки? Этот человек душевно нездоров. Бедная страна, вынужденная жить под властью такого повелителя.

Чтобы не нашли мы в Уифлиме, обратно придётся идти другим путём, – нарушил молчание третий из странников, до сих пор молчавший, – Я не хочу больше видеть этот город с его царём.

А как он уговаривал нас вернуться! – насмешливо протянул седобородый, – Сперва велел страже чуть не копьями выгнать нас из дворца, а потом его вдруг заинтересовала новость о рождении Младенца, и он сам захотел поклониться Ему! Он даже не умеет врать, этот правитель. Голос его сочился мёдом, а в глазах горела злоба. Он, очевидно, принимает нас за дураков, если думает, что мы поверим его наглым обещаниям смиренно передать венец новому Царю.

В Ерузалем мы не вернёмся, это понятно, – согласился высокий старик, – Но что, если и в Уифлиме мы не сможем найти Царя? Вдруг о Его рождении ещё ничего не известно? Как мы узнаем его среди других младенцев?

Звёзды подскажут, – пожал плечами его собеседник, – та звезда, что зажглась несколько месяцев назад, предвещая рождение Царя, была самой крупной из всех, что мы когда либо видели. Когда-нибудь она покажется вновь и приведёт нас к Царю…

Разговоры наскучили волку. Обычно он с удовольствием слушал невнятную человеческую речь, напоминающую ему журчание ручья, но это занятие хорошо только на сытый желудок. Волк не понимал, о чём говорили люди, но по тому, как они говорили, он мог легко догадаться, знают люди о его присутствии или нет. Эти люди о его присутствии ничего не знали.

Сонные верблюды жевали не переставая, равномерно двигая челюстями. Верблюдов всего было пять, два самых крупных животных чуть заметно сгибались под тяжестью навьюченных на них тюков. Волк знал, что верблюды равнодушны к волкам столь же, сколь волки равнодушны к верблюдами. Эти звери никогда не враждовали друг с другом. И попросту нечего было делить. Кроме того, верблюды умом не отличались.

Волк обошёл костёр стороной и увидел три фигуры, стоящие в профиль к нему. Старики спорили друг с другом и не видели его. Волк снова втянул носом воздух и учуял множество новых запахов, незнакомых и неприятных. Эти люди никоим образом не годились в пищу. Пахли они так противно, что у волка не выделялась слюна. Масло, дерево, металл, шерсть, горький пот, – отвратительно.

Люди не везли с собой никакой скот. Любопытно, чем они питались в пути. Волк знал, что люди, как и он, употребляют в пищу мясо, и только на этом зиждилось его к ним уважение. Если бы двуногие предпочитали жевать траву, как овцы, это было бы несовместимо с той ролью, которую они для себя избрали. Миром правят хищники, все травоядные – это жертвы.

Не мигая, волк смотрел на ссорящихся людей. Блестящая одежда одного из стариков сверкала яркими острыми огоньками, это раздражало и тревожило зверя. Когда старик взмахивал руками, по песку и полотняной стене шатра рассыпалась целая стая блёсток. Они были как мухи: так же мельтешили перед глазами, мешая видеть. И от них невозможно было отмахнуться.

Люди продолжали спорить, а волк раздумывал. Он проделал слишком долгий путь, чтобы уйти ни с чем. С другой стороны, старики внушали ему лишь отвращение. Как быть? Голод скручивал внутренности с неодолимой силой.

Лёжа на песке, зверь беззвучно ворчал. До тех пор, пока одно из зеркалец, которыми была украшена одежда странника, не вспыхнуло прямо у него в глазу короткой молнией, как игла, – волк вскочил и хлопнул себя лапой по носу, инстинктивно, будто отгоняя насекомое. И тогда люди заметили его.