Мария Воронова - Краденое счастье

Ее не обижали и посмеивались скорее добродушно, чем зло, но за человека не считали.

Поступив в аспирантуру, Фрида вдруг оказалась среди таких же, как она, увлеченных наукой людей, которым было неважно, что она некрасивая и чудаковатая.

Она почти физически чувствовала, как душа ее выпрямляется и расправляет крылья, невесть откуда берутся силы и, кажется, она даже становится умнее.

Глядя на себя в зеркало, Фрида видела теперь не робкую моль, а хорошенькую девушку со смелым веселым взглядом, и эта девушка имела право красиво и со вкусом одеваться.

Раньше Фрида носила все скромное и консервативное, боясь привлекать к своей особе лишнее внимание, слишком хорошо помнила, как в девятом классе связала себе берет и на целый месяц стала объектом насмешек. Теперь она стала посещать разные интересные магазинчики и покупать то, что действительно нравится ей, а не стандартные безликие одежды, зная, что у сотрудников есть дела поважнее, чем смеяться над ее обликом.

Она была счастлива и с оптимизмом молодости считала, что так будет всегда. С радостью дописывала диссертацию, потому что это была настоящая работа, а не унылое и бессмысленное исследование, затеянное исключительно ради получения ученой степени.

Фриде нравился аспирант с дружественной кафедры, и порой перед сном она позволяла себе помечтать о нем, понимая, что мечты никогда не станут реальностью, такой красивый и способный парень не обратит внимания на тощую заучку.

Но судьба вдруг перестала скупиться на счастье, и вскоре аспирант уже ухаживал за ней.

А потом… Потом все посыпалось. Благополучная и безмятежная жизнь стала словно выталкивать ее из себя, как организм выталкивает занозу, распознав в ней чужеродный элемент.

И наступил день, когда дедушка сказал: «Фрида, не надо цепляться за обломки. Оставим все и отправимся в новый путь».

Они решили, что полная перемена жизни отвлечет их. Пока будут осваиваться в новых условиях и приспосабливаться к новым обстоятельствам, станет не до бесполезных сожалений о том, что могло бы быть.

«Хуже всего, когда мотор крутит вхолостую, – говорил дед, – а когда выполняется работа, это совсем другое дело».

Однако деревенский дом пугал Фриду, она чувствовала себя словно в гостях у Бабы-яги, и порой, когда смотрела на грубые доски потолка, в которых торчал почему-то большой крюк, на нее наваливалась такая тоска и безысходность, что становилось горько во рту.

Потом дед объяснил, что крюк предназначен для люльки с младенцем, а вовсе не для комфортабельного самоповешения, как она думала.

Огород тоже наводил на нее тоску. Они вселились только в конце июля, и сажать было уже поздно, но на следующий год придется делать все, чем занимаются деревенские жители. Между тем Фрида понятия не имела, как оно все происходит.

На деда тоже надеяться не приходилось, Лев Абрамович обладал огромными знаниями во многих областях, но сельское хозяйство никогда не относилось к сфере его интересов.

Кроме того, она боялась не справиться чисто физически. У нее даже освобождение от физкультуры было из-за сколиоза, а тут надо копать и носить тяжести.

Но зато сколько сразу появляется ясных и конкретных целей! Изучить до весны принципы огородничества, наладить быт, освоить русскую печку так, чтобы не только топить, но и готовить в ней. Это все трудно и, может быть, бессмысленно, но не так глупо, как сидеть на развалинах своей жизни, ожидая, что вдруг все как-нибудь да склеится.

Например, чем вздыхать о пролитом молоке, лучше подумать вот о чем: она собирает яблоки для пирога, а духовки-то нет. Печку топить уже поздно. Она, ладно, спит наверху, в мансарде, а дед всю ночь промучается от духоты, и она еще не умеет управляться с этой древней системой. Что можно приготовить из яблок на плитке? Мусс? Оладьи? Или сварить пару банок варенья?

Задумавшись, Фрида не услышала шагов и вскрикнула, когда за спиной у нее сиплый голос произнес:

– Здравствуй, красавица!

– Здравствуйте, – Фрида отступила, прижавшись спиной к яблоне и подняв корзину к груди.

– Ну чего ты боисси? – прохрипел новый сосед, глядя на нее своими пустыми глазами и делая странные, дерганые движения руками, будто перекидывал из одной в другую какой-то невидимый предмет.

– Я не боюсь. Что вам угодно?

– А ты не знаешь? – Сосед шагнул вперед, и сквозь намертво прокуренную его одежду Фрида ощутила запах перегара и немытого тела. – Ну что ты, тресси, мнесси, а дать не даесси?

Она закричала, понимая, что это бесполезно. Дед уехал в город (тут Фрида с некоторым опозданием вспомнила, что он велел ей не выходить из дому до своего возвращения), а сосед Слава, кажется, тоже в отлучке, а если и нет, то вряд ли услышит.

– Не подходи, сволочь, – сказала она тихо и замахнулась корзиной.

– Ой, ты страшная какая…

Сосед взялся за толстую крепкую ветку, отрезав ей путь к отступлению. Фрида подумала, как глупо сделала, что сразу не побежала от него в дом, зажмурилась и заорала так громко, как могла, надеясь, что крик отпугнет его.

Нет, он стоял, так же ухмыляясь, видимо, наслаждаясь ее беспомощностью и страхом.

Фрида снова закрыла глаза, не в силах смотреть на его отвратительную физиономию, и решила драться до последнего, как только он на нее нападет. Сердце вдруг стало очень большим и колотилось быстро-быстро, ноги дрожали.

– Помогите! – крикнула она снова, поняла, что никто не придет, и приказала себе не сдаваться.

Вдруг она услышала, как ее зовут по имени, открыла глаза. К ним бежал Слава, сосед, в кухонном фартуке и ножом в руке.

Николай резко отступил и развел руками:

– Все, все, начальник, не кипишуй!

– Фрида, он вас не тронул? – Слава зачем-то дал ей в руку свой нож и пошел на Николая.

– Начальник, да я ничего! Не знаю, чего она зашугалась!

Слава резко, почти без замаха ударил Николая по лицу, тот упал. Фрида отвернулась.

– Если я тебя еще раз увижу тут поблизости, пришибу, слово даю, – сказал Слава спокойно, – даже сажать тебя не стану, падаль.

Николай поднялся и ушел, что-то прошипев себе под нос.

– Вы в порядке? – спросил Слава таким тоном, что сразу стало понятно: ему все равно, в порядке она или нет.

– Да, все хорошо, не беспокойтесь.

– Ну ладно тогда, – он взял нож, который Фрида все еще держала в руке, – а что, Льва Абрамовича дома нет?

Фрида покачала головой.

– Тогда пойдемте к нам. Этот гад, конечно, не вернется, но одной вам сейчас не нужно быть. Пойдемте, не спорьте, а то у меня обед сгорит. Я ж готовлю.

Фрида послушно отправилась за ним, чувствуя неловкость, что человеку, с которым она так высокомерно обошлась, пришлось защитить ее.

Она не интересовалась политикой, поэтому убеждения соседа, так возмутившие дедушку, не произвели на нее никакого впечатления.