Олег Боченин - Орёл в курятнике

Ей уж и вправду не терпелось. Осталось летом сдать «госы», а договориться о месте работы она успела – в школу к сыну. Учительница по рисованию была в пенсионном возрасте и держалась в школе только по просьбе директрисы.

– Да ты не о том! – скривился отец. – Чего ты в мальчишеские дела лезешь, женщина? Не убьют! Я тебе про отца его.

– Где я отца ему возьму?! – поджала губы Наташа. – Лучше без отца, чем с таким как Коноплёв!

– Ну, это не моё дело. Сама разбирайся в своей личной жизни. Я тебе за просто так рассказал, без смыслу, – закончил разговор дед Ефим и уткнулся в газету.

Перед сном Ефим Родионович поговорил с женой. Как-то же надо было дочь в чувство приводить? Негоже женщине без мужа, а сыну без отца. Не по-людски и перед односельчанами срамно. Обсудили они всех местных женихов, да всех и забраковали: тот пьёт, этот гуляет, третий драчливый, четвёртый беспутный.

– В город ей надо, – решила Дарья Петровна. – Чего бабе с дитём на парубков кидаться? Нужно вдовца искать или разведённого, чтоб понимал мужик, в чём его счастье.

– В чём? – заинтересовался Ефим Родионович.

– А ты не знаешь? – фыркнула жена.

– Может и знаю… А ты об чём?

– Иди ужо ко мне, забывчивый мой, – Дарья Петровна обняла мужа, притянула к себе. – Напомню!

Эх, кто бы и Наташе напомнил! Она мужчин сторонилась, да уж прямо надо сказать – боялась, крест на себе поставила. Думала, что не хватит ей той самой женской мудрости, позволяющей слепить из простого мужика с традиционным набором причуд и пороков отличного семьянина. А других-то в посёлке и не было. А раз не хватит, то зачем ещё раз в этот омут – совсем утопиться? Оттого и любовь всю – на сына…

Да и вокруг что: пьянство, семейные ссоры, измены, драки. У той же подруги Веры от праздника к празднику то губа разбита, то фингал под глазом, то шишка на лбу, а то и нос сломан. А такая любовь была! Казалось Наташе, что мужики перевелись. Не было таких, как её отец. Но женское своего раз от раза требовало, тогда Наташа, повыв тихонько в подушку, чтобы не слышали родители и Петька, вставала, доставала из шкафа бутылку коньяка…

Вот, ведь, странное дело: женщина одинокая, сама себе хозяйка и мужиков полно вокруг свободных и на любовь охочих, так нет же… Не о чести думала Наташа. Какая честь, когда уже ребёнок имеется? Не осудил бы её никто. Полно было и женщин гулящих и девок, с пути праведного сошедших. Не хотела она сердце своё пошлостью губить. Понимала, что раз отдалась без любви, второй раз и любовь утратит ценность, а любить хотелось, чтобы как у всех. Чем она хуже?

Как-то перебрала и на работу явилась с тяжёлого похмелья. Вера, пришедшая за покупками, удивилась: «Ты бухала, что ли?»

Наташа смутилась и покраснела.

– Понятно! Мужика хотела, – догадалась Вера.

– Очень нужно! – фыркнула Наташа.

– Нужно, если бухала, – задумалась Вера. – Слушай-ка, Мишка, который механик у твоего на шхуне, давно на тебя виды имеет.

– Мне за него его Люська все космы повыдёргивает! – усмехнулась Наташа.

– Да где та Люська и где ты?! – возмутилась подруга. – Нашла с кем себя сравнивать!

Люська была известной распутницей в Порт-Стрелке. За глаза мужики звали её наставником юных самцов.

– Не хочу! – Сечкина поморщилась. – Переживу как-нибудь. Не я первая, не я последняя.

Правда с тех пор пить перестала. Стала читать всякое, желательно не про любовь. Постепенно даже взяла себя в руки, полностью сосредоточилась на подготовке к выпускным экзаменам, думам о мужиках в её голове совсем не осталось места. Но…

В тот злополучный день в самом конце мая восемьдесят второго, выйдя из дома за водой к колодцу, она вдруг обнаружила, что в усадьбу напротив вселяются новые жильцы. Дом пустовал два года, казался мёртвым уже окончательно. Ан вишь!

Наташа оставила вёдра и коромысло на скамье у калитки и подошла, чтобы поздороваться.

И остолбенела: новыми соседями были полковник Рукавишников и его жена.

Отец Виталия хоть и был «небожителем», но родился и вырос в деревне. Когда небо ему закрыли по состоянию здоровья, он спустился с небес и ощутил в себе нечто крестьянское. Ему захотелось возиться с землёй. И жена его тоже считала, что старость должна быть активной, а активной она может быть только на земле. В этих местах Рукавишникова прожили более десяти лет и привязались к ним душой и сердцем.

Наташа родителям Виталия представлена не была. Считалось неприличным девушке ходить в дом к парню. Такое право имела только невеста. Сам Виталий родителям об отношениях с Наташей не говорил. Он вообще не рассказывал им никогда о своих амурных делах. Понятное дело, Наташа Рукавишниковых знала. Да к тому же, мама Виталия была председателем родительского комитета школы. На школьных спектаклях все почести отдавались актёрам и режиссёру. Сечкина была в стороне. Виталий почему-то не выделял Наташу, а она была скромницей. Ей было уютно в тени чужой славы.

Павел Аркадьевич был ростом невелик, но крепок, как бочонок. Его седые волосы на «вольных хлебах» отросли и образовали на голове кучерявый стожок. Внешность у лётчика была типичной финно-угорской – то ли мордва, то ли чудин. Виталик пошёл в маму, унаследовав от отца только сочные губы. Мама Виталика за последнее время чуть располнела, но оставалась всё такой же миловидной, как раньше. Она всегда носила короткую причёску, предпочитала юбкам брюки или джинсы, а волосы красила так часто, что и сама забыла, кто она – шатенка или брюнетка. Сейчас она была рыжеволосой, как лисья шкура.

– Вы к кому, женщина? – поинтересовалась у подошедшей Наташи.

– Здравствуйте, Ирина Максимовна, с новосельем вас! Я ваша соседка из дома напротив. Мы – Сечкины.

– А вы не Наташа ли?

– Наташа, – та отчего-то смутилась.

– Так это вас Виталик должен был везти в Москву? – Ирина Максимовна приблизилась вплотную.

Сечкина отступила на шаг, сохраняя дистанцию:

– Это была предварительная договорённость. Он не сказал мне, когда должен был приехать. Я не успела бы подготовиться к отъезду. А потом… Он не очень-то и хотел…

Она выпалила все это скороговоркой, но Ирина Максимовна её поняла.

– А ты хотела? – спросила она.

Хотела ли она? Наташа покраснела, засмущалась, стала ковырять траву носком туфельки.

– Я уже замужем, – ответила, глядя в землю. – Была. У меня сын. Обращайтесь, если понадобится помощь. Мы запросто, по-соседски…

Развернулась, забрала вёдра и ушла к себе во двор. Разнервничалась. Вот оно опять… Вспоминала она все эти годы Виталика? Вспоминала. Мечтала о нём? Мечтала. Винила себя, что сама не пошла навстречу? А вот тут уж фиг с маком! У каждой влюблённой женщины есть красная черта, через которую ни она сама не переступит, ни своему возлюбленному не даст переступить.