Евгений Терехин - Сказки с потолка. Миф – линза, фокусирующая реальность в точке максимального смысла

Каждый вечер, когда на полку клали новые свежие вещи, носки без пары тревожно вглядывались во вкусно пахнувшие сорочки, не торчит ли из них хотя бы краешек его пары. Некоторым везло, и тогда счастливчик нередко скатывался без чувств прямо на середину полки, и пару тут же замечали и брали в дело. Остальные завистливо глядели им вслед и вздыхали.

Но счастливые воссоединения длились недолго. Вернувшись с прогулки и повертевшись в барабане стиральной машины, пары частенько снова распадались, и счастливчик снова оказывался в груде носков-одиночек.

– Может, всему виной стиральная машина? – подумал однажды наш носок. – Или сушилка, с которой мало кто возвращается? Где же, в каком месте я её теряю?

– Вечно вы, носки, места себе найти не можете, – прокряхтела как-то раз старая клетчатая рубашка с полуоборванными пуговицами.

– И то верно, – вздохнул носок. – А что это ты делаешь, – спросил он, увидев, как рубашка методично обматывает свои полуоборванные пуговицы нитками, которые распустились у неё вокруг петель.

– Привязываю к себе то, что всё время норовит оторваться. Они, пуговицы, такие – упустишь и не поймаешь. А что я без пуговиц? Тряпка.

Носок задумался.

– Так вот оно что! – вдруг воскликнул он радостно. – Когда-то и мы с моей парой были связаны нитью, но эту нить оборвали! И теперь нас ничего не связывает. Вот почему мы теряемся. Как же нам снова привязаться друг к другу?

– Ясно как, – бросила рубашка, продолжая обматывать пуговицы бахромой, обильно свисавшей вокруг петель, – ты же весь состоишь из нитей. Надо только, чтобы они не вокруг тебя крутились, а протягивались к другому. Потом эти нити сплетаются в крепкие связи. Чем крепче объятья, тем меньше шансов оторваться друг от друга во время большой стирки.

– А что это за стирка?

– Это особо длинная программа, которую выдержать могут лишь те, кто крепко связан между собой.

Носок попробовал оторвать от себя одну ниточку и поморщился:

– Не очень-то приятно.

– Это поначалу. Как только начнешь, войдешь во вкус. А уж когда возникнет между вами связь, поймешь, что лучше этого ничего и нет на всём белом свете.

И стал наш носок понемногу отдирать от себя ниточки. Сначала одну, потом другую. Встретившись со своей парой, он то и дело протягивал к ней эти ниточки, но нитей было слишком мало, и поначалу они всё время рвались. Но он не оставлял дела. И вот, наконец, вокруг него уже висела пышная бахрома.

Его паре сначала не очень-то нравился его патлатый вид, но уж больно настойчиво протягивал он к ней свои нити, что она решила тоже протянуть к нему свои и через некоторое время они уже так переплелись, что были не разлей вода.

И вода их действительно больше не могла разлить. Когда, наконец, настал час большой стирки, они протянули друг к другу все свои нити, сплелись в тесных объятьях и стиральная машина, сколько ни билась, сколько ни пенилась, только крепче затягивала их многочисленные связи.

Помятые, пообтрёпанные, они, наконец, выбрались с сушилки и довольные хлопнулись на полку в полном изнеможении – бок о бок.

– Эх, старая уже пара, – сказала хозяйка, перебирая носки, – выбросить что ли?

Но, с минуту поколебавшись, она бережно положила их обратно на полку:

– Нет, оставлю. Эти – особенные, они почему-то никогда не теряются.

Жил да был на свете мальчик Сёма, который никогда не мыл уши. И вот однажды говорит ему правое ухо: «Сё ма, помой меня!»

– Ну ладно, помою, – сказал Сёма, – и помыл. Взял мыло, намылил палец и вычистил правое ухо.

– Спасибо, – говорит правое ухо, – я тебе отплачу.

– Как? – удивился Сёма.

– Я буду слушать песни звёзд, – ответило ухо.

– Песни чего? – не расслышал Сёма.

– Звёзд. Разве не слышишь, как они поют?

– Нет, – ответил Сёма.

– Ну вот, теперь услышишь.

И с этой поры стал Сёма слышать песни звёзд. И очень ему это понравилось.

Через какое-то время говорит ему левое ухо: «Помой меня, Сёма».

– Ну ладно, помою, – сказал Сёма, – и помыл.

– Спасибо, – говорит ему левое ухо, – я тебе отплачу.

– Как, и ты?

– Я буду слушать сказки зимы.

Сёма хоть и удивился, но стал прислушиваться к шепоту ветра за окном. И вдруг он отчетливо услышал, как пурга рассказывает ему чудесную зимнюю историю.

– Вот здорово! – воскликнул Сёма и стал слушать дальше.

Сказок было так много, и звёздных песен тоже, поэтому Сёма решил их записать. Чтобы не забыть. Записал одну песню, а люди ему и говорят:

– Как это ты сочинил такую красивую мелодию? – А Сёма отвечает:

– Я её не сочинил, я её услышал.

– Где?

– На небе. Слышите, звёзды поют нам свои песни?

– Нет, – отвечали люди, пожав плечами, – не слышим.

Сёма не обиделся, а стал записывать свои сказки. Снова удивились люди:

– Откуда ты берёшь такие интересные истории?

– Мне рассказала их зимняя пурга.

– А почему она нам ничего не рассказывает?

– Наверное, потому что вы её не слышите. Послушайте.

Люди послушали, пожали плечами, но ничего не ответили.

Сёма ничуть не обиделся, а пошёл гулять по лесу.

– Стой, – вдруг сказал ему лес. – Давай дружить.

– Давай, – ответил Сёма, – а как?

– Я буду прятать от тебя следы, а ты – искать.

– Хорошо, – обрадовался Сёма.

И Сёма стал бегать по лесу, искать следы, а лес ему говорил, холодно, тепло или горячо.

– Что это ты делаешь, – спросили его проходившие мимо люди.

– С лесом играю в прятки, – ответил Сёма.

– С лесом нельзя играть, тем более в прятки, – сказали ему люди и пошли своей дорогой.

Но Сёма ничуть не обиделся. Он—то знал, что стоит только людям помыть уши, как и они сразу начнут слышать и песни звёзд, и сказки волшебницы-зимы, и голос старого леса, который так устал от одиночества и давно хочет поиграть с ними в прятки. Конечно, мыть уши по утрам – лень. Но Сёма знал, что чистые уши – это самое главное в жизни, потому что без них не услышать самого главного.

Жила-была одна Жаба. И всех она давила. А почему – и сама не знала. «И что это я всех давлю, – думала она, – видимо, не могу иначе».

Сидит себе, бывало, на берегу болота, видит – ёжик. Прыг на него и давай душить. Ёжик сопротивляется, кричит: «Ай, жаба душит», да ничего поделать не может. Такая сильная была Жаба.

Думали-думали звери лесные, что же им делать с этой Жабой. Стали придумывать приёмы разные, чтобы ее с себя скинуть. А Жабе – хоть бы хны. Жмет и душит. Приуныли звери: видно не сладить им с этой Жабой.

И тогда решили они служить этой Жабе верой и правдой – раз давит. Что с ней поделаешь? Делают ну почти все, что она хочет.

И решила та Жаба, что она прям царица. Раз все ради неё делается. «Да я их всех задушу, если что», – думает. – Я такая». И стала она расширять свое жабье царство – чтоб везде она могла всех душить. И все звери как-то сразу стали на жаб походить. Скачут с места на место и друг дружку давят.