Антон Кротков - Воздушный штрафбат. В небе заградотрядов нет…

За окном весело перекликались паровозные гудки, грозно ругался женским голосом громкоговоритель на какого-то бригадира грузчиков по фамилии Горохов. По путям суетливо бегала маневровая «кукушка» 47 47 На железнодорожном сленге так назывался маневровый паровоз. , собирая вагоны для нового состава. Там за решеткой окна кипела незнакомая Борьке деловитая жизнь…

Линейный отдел железнодорожной милиции располагался в здании пассажирского вокзала. Стены и пол комнаты, в которой ожидал решения своей участи Нефёдов, а также скамья, на которой он сидел, и служебный стол задержавшего его милиционера – всё было выкрашено в один казённый бурый цвет. Единственным украшением помещению служил настенный плакат: «Нет пощады расхитителям народной собственности!». На нём огромный милиционер безжалостно расправлялся с всевозможными жуликами и спекулянтами, напоминающими разбегающихся тараканов. Борька старался не встречаться с суровым взглядом плакатного борца с уголовной нечистью, но тот будто нарочно смотрел именно в его угол.

– Что же мне с тобой делать, «парашютист»? – размышлял вслух инспектор. Он задумчиво поглаживал пальцами свои усы пшеничного цвета и совсем не сердито, словно удивляясь, разглядывал задержанного паренька.

– Ты хоть понимаешь, в какое дело влип, нахалёнок?! Вот сейчас оформлю твоё задержание, и всё – пойдёшь под суд – по 12-й статье Уголовного Кодекса. А там колония для малолетних преступников. Родителей сможешь видеть только по разрешённым свиданиям. Тебе лет то сколько?

– Пятнадцать.

Милиционер помрачнел лицом, нехотя взял листок бумаги, обмакнул разбитое перо в чернильницу и начал что-то писать. Делал он это с таким ожесточённым видом, словно собирался окончательно доломать перо.

Борька уже смерился с мыслью, что на этот раз ему вряд ли удастся избежать серьёзного наказания. На заступничество приёмного отца надежды не было, ведь Нефёдов нарушил данное Фальману слово, не участвовать в уголовных делах. Да он бы сейчас и не принял помощь Якова Давыдовича, ведь это означало признать себя полным ничтожеством, треплом…

За дверью кто-то несколько раз деликатно кашлянул, затем тихо постучал.

Не отрываясь от своей писанины, милиционер недовольно крикнул:

– Ну! Давай без церемоний!

В помещение важно вошёл высокий худой стрик. Степенный, бородатый, в видавшей виды железнодорожной фуражке, в чёрном засаленном форменном бушлате и шароварах, заправленных в сапоги. Старик очень чинно поздоровался с милиционером и внимательно взглянул на Нефёдова.

Сразу переменившись в лице, милиционер приветливо воскликнул:

– А, здоров, Степаныч! Что ж ты, с утра «медведя напротив моих окон пускаешь» 48 48 «пускать медведя» – на железнодорожном сленге означает выпускать из паровозной трубы чёрный дым , а поздороваться с приятелем времени нет.

– В прежние времена, – с большим достоинством заговорил старик, – когда я на курьерском прибывал на крупную станцию, тотчас половой 49 49 официант (устаревшее название) из пассажирского ресторана первого класса выбегал на перрон – поднести мне прямо к поручням рюмку «анисовой» или «смирновки» 50 50 «анисовая», «смирновка» – сорта отборной водки и хорошей закуси – непременно на серебряном подносе. «Откушайте, господин механик!» – говорил он мне. А я непременно в белых перчатках и в полном вицмундире, ну точно, как афицер какой, выходил!

– Так ты, что же, выходит, по господскому званию тоскуешь? – ехидно усмехнулся милиционер. – Пора уж, старик, о прошлых то временах забыть.

– Дурак, ты, Кондраша, хоть и при власти состоишь – беззлобно огрызнулся дед, сверкнув на милиционера белками глаз. От въевшейся в кожу угольной пыли веки его глаз казались подведенными тёмной тушью.

– Не по званию я тоскую, а по – отношению! Народ ремеслом перестал дорожить, машину уважать разучился. Мне вчерась один деповский рассказывал, как ныняшная молодёжь свои паровозы называет.

– И как же?

– «Касса»! – с возмущением фыркнул старик. – Для них локомотив – всего-навсего казённая рабочая лошадка для заработка. А для меня, моего отца, деда Фрола – машина была и вторым домом, и членом семьи, и храмом. Мне по молодости лет дед подзатыльники отвешивал, если я позволял себе свистнуть или высморкаться в паровозной будке. Скверное слово сказать в машине считалось за великий грех, а тут: «касса»!

– Э-ка, куда тебя шатнуло, Степаныч! – хохотнул милиционер, закуривая. – Храмы кончились вместе с революцией. А для рабочего человека, что станок, что твой паровоз, – всего лишь орудие труда, и делать из него культ – не по-пролетарски.

После такого выговора старик на некоторое время обиженно замолчал. С разрешения хозяина помещения он вынул кисет, насыпал в кусочек газеты зелёной самогонной махорки, обстоятельно скрутил папироску. Немного покурив в задумчивости, машинист выругался в ответ на какую-то свою мысль.

– Э-ка заноза то!

Вскоре выяснилось, что пришёл он к приятелю-инспектору искать защиты от произвола его сослуживца. Кто-то «настучал» в местную милицию, что будто бы машинист маневрового паровоза велел своему помощнику скинуть с тендера мешок с казённым угольком возле домика одинокой вдовушки, что стоял сразу за семафором. Уполномоченный БХСС по фамилии Ерохин пригрозил 72-летнему ветерану уголовным делом и пятью годами Соловков. Дед был не столько даже напуган, сколько оскорблён тем, что его записали в воры. Светлоусый милиционер обещал старику поговорить с сослуживцем и попробовать замять скверную историю.

– У тебя ко мне всё? – спросил он у старика, давая понять, что теперь ему пора заниматься служебными делами. Но машинист не торопился уходить. Он вновь с оценивающим прищуром оглядел понурую фигуру задержанного подростка, после чего поинтересовался у приятеля:

– А за что ты паренька в оборот берёшь, Кондраша?

– А вот это не твоего ума дело, гражданин Купцов. А будешь в оперативные дела встревать, так я тя вмиг оформлю! – строго предупредил милиционер. – И запомни: на службе я тебе не Аркаша, а официальное лицо: «товарищ уполномоченный отдела охраны НКПС 51 51 Народный комиссариат путей сообщения .

Старик вновь на некоторое время замолчал, задумчиво пуская под сводчатый кирпичный потолок густые облака ядрёного махорочного дыма. Он давно изучил взрывной, но отходчивый нрав своего знакомого и тактично пережидал пока тот немного «стравит избыточный пар»…

После некоторой паузы машинист дипломатично завёл разговор о молодой жене и маленьком сыне милиционера, осторожно вновь подводя беседу к заинтересовавшему его подростку. В конце концов, светлоусый сам рассказал старику все подробности задержания юного воришки: