Ника Акимченко - Блокнот воспоминаний

Все четверо улыбнулись и засмеялись. А через минуту принялись обсуждать опять что-то, что могли придумать лишь дети. И это придавало этому вечеру, как и многим другим, какого-то волшебства, о котором потом приятно вспоминать много лет спустя.

В то время, когда осенний ветер приносит с собой грозные тучи, а вместе с ними прохладу и проливные дожди, смывающие летнюю пыль с городских дорог, особенно часто настигают неясные мысли, происхождение которых совершенно неизвестно и которые всё больше привлекают, чем дальше становится тепло летнего солнца и пестрота листвы на деревьях и цветов в клумбах.

Холодный ветер врывался в распахнутое настежь окно, гуляя по комнате, будто у себя дома. Он тут желанный гость, единственный, который навещает меня каждый раз, когда становится совсем грустно. Я впускаю его к себе всегда, какой мороз не сковывал бы землю и как бы холодно мне ни было. Вот и сейчас он обходит мою комнату своими быстрыми шагами, каждый раз проводя ледяными пальцами по моим щекам и лбу, пока я лежу на полу. Закрываю глаза, почти проваливаясь в сон, но что-то вновь мешает мне предаться временному забвению, забыться хоть на пару часов. И это опять отрывочные воспоминания из прошлого, когда я ещё могла наслаждаться хоть чем-то.

Она сидит в зале второго этажа, ослеплённая солнечным светом, льющимся из постоянно открытого окна. Я же умостилась на излюбленном мною полу почти посередине комнаты, на приятном на ощупь ковре, и щурюсь от всё того же яркого солнца. Окно выходило на солнечную сторону улицы, откуда почти всегда доносились весёлые голоса прохожих. Я улыбаюсь во всё лицо, а она смотрит на меня, немного посмеиваясь. Я перевожу на неё прищуренный взгляд и спрашиваю:

– Что-то не так?

– Нет, всё так, – снова смех. – У тебя постоянно такой мечтательный вид и загадочная улыбка на лице.

– Ты просто поднимаешь мне настроение.

Я никогда не знала, чем на самом деле являюсь для неё. Я вообще почти ничего о ней не знала. Чего бы она не могла сказать обо мне. Она знала меня всю, вдоль и поперёк. Вплоть до мыслей, мотивов поступков. Могла увидеть насквозь. Она будто заставляла меня проявить себя в полной мере перед ней, в то время, пока сама же скрывает свою сущность глубоко внутри. Она имела надо мной власть, я над ней (а иногда и над собой) – никогда. Именно поэтому почти всегда рядом с ней я испытывала некоторый страх и настороженность. Никогда не знаешь, как она отреагирует на то или иное действие, слово. Общение с ней было похоже на минное поле: один неверный шаг – и ты погибаешь.

Мы рождаемся в одиночестве, живём в одиночестве и в том же одиночестве умираем. Так всегда было, есть и будет, ничего с этим не поделаешь. И я осознавала это всегда. Всегда, привязываясь к людям и начиная их любить, я знала, что рано или поздно они уйдут из моей жизни бесследно, не задумываясь о моих желаниях и чувствах. Эта судьба каждого из нас: покидают сначала нас, а потом, так или иначе, покинем кого-нибудь и мы. По сути, заводя знакомства и водя дружбу, мы только создаём иллюзию жизни. Кому-то удаётся создать её и они наслаждаются сладким заблуждением, а кто-то, как бы не старался, всё равно остаётся в стороне.

Поначалу нам почти удалость создать иллюзию нужности друг другу и наслаждались обществом каждого, но постепенно её интерес исчезал. А я в это время привязывалась всё сильнее, хотя я могла чётко видеть, что совместного (что бы это слово ни значило, во всех его смыслах) будущего нет и никогда не было, как бы ни складывались обстоятельства. Мы слишком разные люди, ничего общего и в помине не было. Нас свела лишь случайная встреча и скука, навеянная старым обществом. При этом она сумела удовлетворить своё мимолётное желание, а для меня она стала чем-то больше, чем простым знакомым. И я стала обузой и для неё, и для себя самой.

И, как положено всем, она покинула меня одним пасмурным днём. Меня в тот день терзало предчувствие. Да и не только в тот день, множество дней до того. Я знала, что это произойдёт и морально почти успела подготовиться. Почти. Но отказ от меня, от моего общества нанёс некоторый удар по моему эмоциональному состоянию, который я не в силах одолеть до сих пор.

Мы рождаемся в одиночестве, живём в одиночества и в этом же одиночестве и умираем. Так было всегда, это наша судьба. Но почему же уже в который раз слёзы катятся по моим щекам?

Алиса сидела в мрачной комнате, на кровати, подогнув колени и обнявши их руками. Освещала комнату лишь одна-единственная свеча, стоявшая на рабочем столе девочки и плавно догоревшая. Алисин взгляд, отсутствующий и туманный, устремлён на дверь, соединяющую эту темницу с внешним миром, таким далёким и пугающим, что так горька была мысль о возвращении туда. Нет, она больше никогда там не окажется, никогда более не выйдет в свет белый, пока находится в осознании того, что происходит вокруг и до тех пор, пока окончательно не лишиться рассудка. Проведёт свой остаток жизни в уединении с приносящим лишь удовольствие диалогом с книгами, которые манят с каждым разом всё больше и больше с пыльных полок книжного шкафа, смотревшим с него с противоположной стороны комнаты.

Тихие шаги по деревянной лестнице, находящие отголосок в стенах и проносящиеся эхом по всему второму этажу, заставляют Алису впасть в лёгкую дрожь волнения и некоторого страха, скорее опасливой настороженности. Это была её нянька, появление которой никогда особой радости не приносила, как добра та к ней ни была и как бы ни старалась обзавестись доверием девочки. Щёлкнул замок в двери, и через пару секунд женщина вошла с ещё одной свечой на подставке, что означало отсутствие света до сих пор. Струя света пролилась по комнате и осветила тело девочки, до сих пор бледное, будто мраморное.

– Дитя моё… – уже который раз вздыхает няня, видя мертвенно бледную подопечную и царапины на её теле, созданные руками собственной хозяйки. Сколько времени прошло с момента выздоровления девочки, а оправиться до конца совсем не удаётся, несмотря на все старания семьи.

Шёл второй месяц после долгой и тяжёлой болезни девочки Алисы, после чего та постоянно твердит о каких-то непонятных мирах, Шляпниках и Королевах, Кроликах и Чеширских Котах. Призывает их. Няня слышала о них и тогда, пока ухаживала за больной, но думала, что это просто бред, свойственный высокой температуре, и что он пройдёт, как и пройдёт болезнь, но чувство реальности потерялось настолько, что и желание в ней пребывать улетучилось вместе с ветром, что вечно уносит от людей что-то, что им очень важно, иногда просто необходимо для жизни. Так случилось и в этот раз.

Алиса лишь испуганно зыркнула в стороны женщину, поджав колени ещё сильнее, будто пытаясь превратиться в маленькую личинку, незаметную, как пылинка. Няня пребывала в растерянности, совсем не знала, как к ней подступить, не вызвать нового припадка. И думала о том, как бы заставить бедную девочку, её «бедное дитя» хоть что-нибудь съесть, ибо невозможно смотреть, как человек, способный прожить долгую и счастливую жизнь, буквально тает на глазах, превращается точно в скелет, обвёрнутый сверху кожей. Ещё чуть-чуть – и беда вновь может их настигнуть.