Антон Уткин - Тридевять земель

– А дом Быкова у вас под носом на Брестской стоит, развалился уже почти, – не унимался Михаил.

Ваня обладал лёгким, покладистым характером. Он не стал защищать своё начальство, но и от предложения Михаила отказался.

– Кто ж этих-то кормить будет, – притянул он к себе маленького Мишу, – если все уволятся?

– Так вот мне кажется, – подхватил Михаил, – когда все уволятся, тогда мерзкие дела будет творить гораздо труднее. Тем, кто их творит.

– Ну, ладно, Бог с ними, с этими доходными домами, не Растрелли, в конце-то концов, строил. Пойми ты, что не может город совсем не развиваться. Надо же и расти, развиваться как-то. Поедем-ка завтра в Котор, я тебе там такое покажу! И в Венецию ехать не надо.

Но и Михаил уже сожалел о своём выпаде.

– Ты мне лучше скажи, что это за церковь в Прчани Антония Падуанского, – миролюбиво попросил он. – Указатель вижу, а найти не могу. На горе она, что ли?

Ваня глянул на него снисходительно.

– Да здесь эти церкви на каждом шагу, – сказала Таня. Она не слишком увлекалась стариной, предпочитая ей фрукты, море и солнце и, в общем, согласна была с мужем в том, что за старое цепляться нечего.

– Да она прямо у дороги стоит, – пояснил Ваня. – Крохотная совсем, вот ты, наверное, и принимаешь её за сарай.

– А у нас за домом тоже церковь есть, – вмешался в разговор маленький Миша. – Хочешь, покажу?

– Покажи, мой хороший, – проворковала Ирина Александровна и погладила внука по русой головке, а на сына опять бросила неодобрительный взгляд и сокрушённо покачала головой.

В эту минуту из соседнего дома, стоявшего почти вплотную, выпорхнула девушка.

– Чао, bella! – развязно приветствовал её Ваня на местный манер.

Девушка, не останавливаясь, повернула голову, улыбнулась, приветственно взмахнула рукой и скрылась за углом ограды.

– Кто это? – спросил Михаил, немного поражённый этим летучим видением.

– Да это Жанка, – проводил её Ваня, как заметил Михаил, несколько тоскливым взглядом. – Подруга наших соседей.

– А соседи где? – продолжал свой наивный допрос Михаил.

– Соседи будут не скоро, – многозначительно сказал Ваня и, сосредоточив взгляд на розовом следе от бокала на белом пластиковом столе, о чём-то задумался.

Ближе к вечеру, наговорившись вдоволь с Ваней, Михаил вышел пройтись, чтобы, так сказать, новыми глазами, промытыми Ваниной просвещённостью, взглянуть на южную часть залива. Справа на самой воде красовалось жилище каких-то итальянцев, затем англичан, чей красный автомобиль с проколотой передней шиной так и стоял здесь, словно симулянт, отказывающийся возвращаться на родину, потом шла полоса пустынного обрывистого берега, выходы к которому заграждала стена вечнозеленых кустарников, а потом снова вырастали дома, стопки апартаментов.

Он не спеша шагал по узкой дороге, беззаботно доверяя себя всем её поворотам, разглядывал каменные гербы на прочных домах, сложенных из искусно обтёсанного камня, и думал, что именно в таком месте могла бы жить гриновская Ассоль.

Так незаметно для себя дошёл он до самого Котора – маленького славного городка, где в каждом камне проглядывала венецианская рука. Весь этот городок со столь богатой историей можно было обойти за пятнадцать минут в пределах оборонительных стен. На одном из зданий, именовавшимся палатой Ломбарди, висела памятная доска, сообщавшая туристам, что с 1804 по 1806 год тут располагалось русское консульство.

В базарный день с рынка у главных ворот тянуло рыбой, сыром и копчёным пршутом, у причала легонько покачивались разновеликие яхты, узенькие улочки и крохотные площади были выложены булыжником, и ступив на его натёртые до блеска выпуклости Михаил с почтительностью измерил глубину древности. Улочки были столь узки, что потоки разноплемённых туристов с трудом пробирались по ним навстречу друг другу. Повсюду слышалась русская речь. Каждый свободный уголок этого городка-шкатулки занимало кафе, а каждое окно нижних этажей служило магазинной витриной. Из одной такой двери и вынырнула Жанна – прямо навстречу Михаилу.

– Как видно, – улыбнулся он, – сегодня все пути ведут в Котор.

– А из Котора – ни один, – ответила Жанна ему в тон бодрым, упругим голосом, звуки которого, словно тугой мячик, отскакивали от крепких серых стен средневековой улочки.

Этот немного туманный ответ можно было истолковать в том смысле, что ночевать им сегодня придётся здесь, в одной из маленьких уютных гостиниц, устроенных в древних палатах мореходов, а можно было глубже, сложнее, но Михаил был настроен на первое.

– Делали покупки? – поинтересовался он, указав глазами на пакет, который был у неё в руках.

– Делала, – весело сказала Жанна, – и сделала. – Она покачала пакетом, держа его ручку на двух пальцах. – Здесь отличный сербский трикотаж.

Михаил понимающе кивнул, хотя, конечно, подлинный смысл сказанного по понятным причинам был ему недоступен.

Через несколько минут они сидели в кафе на центральной площади под старинными часами, пили кофе и болтали, будто старые знакомые. С Жанной было легко, и всё-таки до конца оставалось загадкой, курортная ли то лёгкость, или же эта черта присуща ей перманентно. Мимо, задирая головы и крутя ими по сторонам, брели увешанные фотоаппаратами туристы и время от времени пускали их в дело. Иные сидели за столиками в кафе, поглядывая на древние стены, шумные компании поочередно разражались хохотом, сновали официанты, и вся эта приподнятая сутолока сливалась в разноязыкий гул.

Выяснилось, что Жанна бывает в Черногории по нескольку раз в год и продолжается это уже довольно давно – с тех самых пор, когда русские распробовали этот чудесный уголок Адриатики. Жанна знала местные легенды не хуже Вани, и рассказала Михаилу, что означает название селения Столив, где находился Ванин дом. Оказалось, что в старые времена молодому человеку, чтобы жениться, нужно было посадить сто маслиновых деревьев – это считалось своеобразным выкупом за невесту и достаточной основой благосостояния будущей семьи.

– В наши дни всё гораздо проще, – улыбнулся Михаил.

– Да нет, – ответила Жанна не столько Михаилу, сколько своему внутреннему собеседнику, – тоже бывают, как бы это сказать… сложности.

– Выходит, что мы соседи? – сказал он совсем уже другим тоном.

Жанна пожала плечами, выражая повиновение неисповедимым путям провидения, взяла пузатый бокал с вином и принялась вращать его, и Михаил, следя за тем, как разгоняется жидкость, невольно вспомнил разъездные цирки, которые во времена его детства кочевали по провинциальным городам Советского Союза и по дощатым стенкам которых к почтительному восторгу публики горизонтально катались бесстрашные мотоциклисты, забираясь под самый купол.