Леонид Канашин - Лейтенант Копылов. Армейский роман

– Копылов, выйди из строя! Ты больше не будешь с нами тренироваться. Иди в штаб дивизии, там тебе все скажут…

В штабе дивизии мне сообщили, что получен приказ о моем переводе в Забайкальский военный округ. Я должен в течение трех суток сдать все дела и отбыть в город Читу, в распоряжение командования указанного округа. Я не был обрадован таким известием. За два прошедших месяца я уже как-то привык и к этой не совсем серьезной службе, и к этому городку, находящемуся не так уж далеко от родных моих мест и от родных мне людей. Кроме того, жалко было расставаться со своим новым другом – Андреем Веселовским, зампотехом соседнего полка, таким же, как и я, двухгодичником, призванным в армию одновременно со мной из нашего института.

…Веселовского я нашел в офицерском общежитии. Он, оказывается, сегодня еще не ходил на службу, так как «вчера отбил все пятки на этом дурацком плацу». Едва я поведал ему о своем отъезде, как из дивизионного штаба примчался посыльный и сообщил, что Веселовского срочно вызывают, и что его, вроде бы, переводят в другое место. Я не поленился сопроводить Андрюшу в штаб. И не напрасно! Выяснилось, что Веселовского также направляют в Забайкалье. Ну вот, хоть переезжать будем вместе! А если повезет, и назначения получим снова в один гарнизон.

В институте мы с Андреем Веселовским, хотя и учились на одном факультете, были, что называется, шапочными знакомыми. Интересно, что впервые я обратил на него внимание как раз на занятиях по военной подготовке. Начальник военной кафедры полковник Стоцкий водил Андрея из кабинета в кабинет, демонстрируя учебным группам, как не должен выглядеть курсант. На занятиях по военному делу мы звались не студентами, а курсантами.

– Посмотрите на эти бакенбарды! – возмущенно кричал полковник, поворачивая к нам Веселовского то одним боком, то другим. – Разве у советского курсанта, без пяти минут советского офицера, могут быть такие бакенбарды?! Это же Обломов какой-то! Как он сможет постичь военные науки с такими бакенбардами?! А прическа! Вот ведь: по советской земле ходит, хлеб советский ест, а отрастил такие патлы! Мы эту длинноволосую заразу в Чехословакии танками давили, а она у нас здесь теперь, под носом, прет!

Распекая Веселовского, начальник кафедры рассчитывал вызвать у нас волну коллективного порицания, а у самого Андрюши – чувство стыда и деятельное раскаяние. Эффект, однако, был обратным. Нас, как обычно, только забавляла взбалмошная горячность Стоцкого, а сам Веселовский вовсе не выглядел пристыженным или удрученным. Он улыбался, и довольно таки развязно. Видно было, что Андрею совсем не в тягость роль, которая ему досталась в очередном спектакле с участием яростного полковника.

Впрочем, роль эта была рискованной. Яркая одежда, бакенбарды, волосы чуть длиннее двух-трех сантиметров – все это рассматривалось как вызов государственному строю, пособничество врагам социалистического общества. Страна боролась с битломанией и вообще с тлетворным влиянием Запада на советскую молодежь. Не место было проводникам чуждой нам буржуазной культуры в студенческом коллективе, поэтому принципиальные длинноволосые «битломаны» безжалостно отчислялись и тут же призывались в солдаты, где их первым делом стригли наголо.

В день отъезда мы с Веселовским договорились перед следованием на вокзал встретиться у меня. Я снимал угол в частном доме. Если Андрюша и испытывал радость по поводу того, что переезжает вместе со мной, то только до того момента, как переступил порог моей избы. Он-то сам собрался в дорогу с небольшим чемоданчиком и поэтому буквально впал в транс при виде огромного числа баулов, узлов и чемоданов, приготовленных мною для перемещения из Сибири в Забайкалье. Он правильно догадался, что половина этого груза ляжет на его руки и плечи. Преобладающая часть моего имущества именовалась офицерским вещевым довольствием и состояла из комплектов обмундирования и белья в нескольких вариантах: летнее, зимнее, повседневное, парадное, полевое. Его я в самые первые дни службы получил на дивизионном вещевом складе, а Андрюша, согласно его любимой поговорке «кто понял жизнь, тот не торопится», обходился все это время только бывшим на нем повседневным мундиром. Остальную часть груза составляли мои штатские вещи: одежда, фотоаппарат, фотоувеличитель, увесистые фотоальбомы, гитара, неподъемный, но называемый переносным, магнитофон «Комета», транзисторный радиоприемник «Альпинист», набор гантелей и книги, книги, книги…

Самый переезд, занявший у нас около двух суток, как-то слабо отразился в моей памяти. Припоминаю, что ехали мы в плацкартном вагоне, много и часто ели, вернее, закусывали… Я почти все время сидел с книгой, как бы читая, а на самом деле сторожа свое добро, потому что всякие подозрительные личности шастали по вагону туда-сюда круглые сутки, с нездоровым интересом поглядывая на мои баулы. Поддатый Веселовский, полный, как обычно в этом состоянии, доброго веселья, вел задушевные беседы то с одной, то с другой очередной симпатичной попутчицей, заканчивая эти беседы стандартным предложением выйти в тамбур «покурить»…

Надо сказать, что девицы эти весьма благосклонно принимали Андрюшины знаки внимания. Андрей Веселовский был очень привлекательным молодым человеком. Прекрасно сложенный голубоглазый шатен, чуть выше среднего роста, с чистым открытым лицом, с легким румянцем на щеках и с ямочкой на подбородке – он и в институте слыл первым красавцем. В неторопливых манерах Андрея чувствовалась мужская уверенность, и даже сквозила некоторая вальяжность, придававшая ему, надо думать, в глазах девиц особый шарм. Когда случалось нам с Андрюшей идти рядом, то встречные девушки просто глаза выворачивали, косясь на него, и не припомню случая, чтобы кто-нибудь из них, хотя бы ради вежливости, мимоходом, глянул на меня.

В Чите, в штабе Забайкальского военного округа, мы с Андреем Веселовским, к великой нашей радости, получили назначения не только в один гарнизон, но даже и в одну войсковую часть. До поселка Безречного, где располагалась эта часть, можно было добираться или самолетом, или поездом. После непродолжительной дискуссии мы остановили свой выбор на авиации.

Маленький самолетик, из тех, что называют кукурузниками, с десятком пассажиров на борту, – все были, как и мы, офицерами, – держал курс прямо на юг, в сторону нашей границы с Китаем и Монголией. Много лет спустя, читая мемуары одного из первых советских космонавтов, где он описывает нечеловеческие испытания, которым их подвергали на тренировках, я поймал себя на мысли, что нечто подобное в моей жизни тоже было. И тут я вспомнил этот авиарейс.