Вероника Ткачёва - Лобстер и картошка в мундире

Обиды мои детские (надеюсь!) давно прошли. Но рефлекс остался. И я рефлекторно напряглась.

– А, – говорю тоже ровным тоном, – хорошо…

– Мне понравилось.

Я, стараясь попасть мимо телефонного микрофона, выдыхаю.

– А, – снова произношу всё тем же тоном, – хорошо…

– Я даже удивилась. Откуда в твоей голове столько фантазии, – говорит моя мама.

– Ну-у-у, – тяну я, – как-то берётся откуда-то.

– И озвучено хорошо.

– Андрей молодец! – соглашаюсь я, думая, что уж моё исполнение маме не должно понравиться.

– Нет, ты мне больше понравилась. Голос у тебя такой… красивый…

– Это звукорежиссёр постарался.

– Нет, отчего же. И у тебя голос хороший. И вообще…

Маме тяжело, она собирается с духом. Я физически ощущаю эти её сборы. Мама напрягает все свои силы, как штангист, который собирается взять рекордный вес. Вес взят, потому что мама говорит:

– Я горжусь тобой!

А вот на это у меня рефлекса нет. Сказать опять ровным тоном «а, хорошо…» – свинство же. А что ещё сказать, я не знаю. К моему счастью, маму прорывает, и она начинает щедро делиться впечатлениями…

И я вот что думаю: наверное, это главный успех – когда родители наконец-то могут сказать своему выросшему ребёнку: «Я горжусь тобой!» Это их общий успех. Ведь все мы родом из детства, как бы банально это ни звучало. И кто-то хорошо сказал, что любовь, полученная в детстве, позволяет нам пережить всю оставшуюся жизнь. И пусть родители, может, кого-то недохвалили. Главное – чтобы долюбили.

Даже нет, просто: главное, что любят.

Потому что если у кого-то, к несчастью, родители уже ушли Туда, то и Оттуда они – любят. Я уверена в этом.

Мама, я тоже люблю тебя! И хорошо, что ты здесь, рядом. Будь здорова, мамочка!

Мама может всё.

Может делать с ребёнком английский, получая вместе с ним пятёрки. Хотя сама всегда имела в школьные годы стойкое отвращение и к англичанке, и к английскому языку. Вместе с этими их ужасными артиклями. Которые непонятно зачем нужны, и уж совсем непонятно, где их там ставить.

А ещё герундий этот! Который на русский особо и не переведёшь, потому как нет такой части речи в русском языке. Ну нет. Нет. Во всём великом и могучем – нет.

А презент перфект – уж вообще молчу. А овсянка с туманами… (туманы тут просто так, до кучи, но тоже учебного рвения не добавляли). И все эти обстоятельства порождали то, что породили: четверку в аттестате (не портить же его такой хорошей девочке, будущей маме), а три в уме держали…

Так вот же, пятёрки теперь. Несмотря на артикли и герундии. Несмотря на засады с has и have. И туманы заодно.

Мама может даже больше. Она может делать французский! Причём с тем же результатом. То есть на «пять».

Причём французский учил параллельный с ней класс. А она – ни разу, ни в каком году, ни даже во Франции на распродажах.

Но с ребёнком своим делает французский на «пять».

Мама может склеить за ночь какой-нибудь театр, аквариум или химлабораторию.

И всё из бумаги. И за ночь. Если надо. Ребёнку её.

В школе его так учат, ребёнка. Сказали – надо химлабораторию. Завтра. Срочно. Докажем, что золото из свинца не выплавить. А мама – клеит.

А если вдруг скажут золото выплавить-таки? Из свинца. Или из ртути. Вполне может быть, что и выплавит. В той же свежесклеенной лаборатории. Если надо. Ребёнку её.

Я так долго вот к чему.

(Конечно, и личных моментов много, но и…).

Еду я сегодня на машине. Мимо ледового дворца нового. На «Автозаводской» открылся. А там мама с сыном лет пяти-шести на остановке стоят. Около дворца. Автобус ждут. И по всему видно, что с тренировки едут. И явно не фигурное катание у них – уж очень большая сумка рядом громоздится. Да и мама. Наклонилась. Руками за невидимую клюшку взялась. И манёвры какие-то сыну показывает. Клюшкой так шайбу гонит куда-то, гонит… Невидимой клюшкой невидимую шайбу.

И так это у неё хорошо получается. У мамы. Которая может всё. Даже учить своего ребёнка играть в хоккей. Хоть сама никогда и ни разу.

Интересно у меня со временем складывается. «Со временем» я употребляю не как наречие, а как название субстанции – текучей, загадочной, печальной. Так вот, не дружу я с ней… с ним… со временем, короче. И часы, окружающие меня, подтверждают это. Компьютер сейчас показывает мне 17:38, телефон – 16:42, кухонные часы – 15:11, а часы на СВЧ – 15:37… И сколько сейчас времени точно? Не знаю. Да и…

Сегодня целый день думала о маме. Потому что красила яйца. В этом серьёзном действе у меня всё время была какая-то фатальная недостача. Сначала яиц. Хотела покрасить два десятка. Ровно столько и положила варить. Ну и что же?.. Правильно: три яйца треснули в процессе варки. Моя мама всегда варит на несколько яиц больше, чем задумано по кулинарному сценарию, – как раз на такой случай.

Стала их красить. Перед этим раздобыла в церкви дивные натуральные красители, сделанные из свёклы, моркови, шпината и ещё каких-то красящихся пользительных овощей. Не прочитала инструкцию, естессно. Крашу-крашу (то есть опускаю яйца в стаканы с разведённым красителем и жду чарующих цветов), а яйца красятся всё хуже…

И только тогда читаю инструкцию, где чёрным по винтажной коричневой бумаге (а то как же – экологичный продукт-то) написано, что красителя должно хватить на 3 яйца. А у меня их 17. И цвета – три. То есть всего 9 яиц гарантировано можно покрасить… Опять вспомнила маму: она бы, конечно, купила на всякий случай две упаковки красителя. И ей-таки хватило бы его на все яйца.

А у меня… Что у меня? 17 яиц с тончайшими переходами оттенков. Вот уж поистине что-то странное со слухом творится: только к сорока годам слышим то, что нам родители говорят с детства.

Я люблю тебя, мамочка! Здоровья тебе!

Муж смотрит какой-то боевик по телевизору, одновременно копается в интернете. Периодически выуживает оттуда какой-нибудь клип или новостной сюжет. Начинает слушать и повышать громкость на компьютере – телевизор-то мешает. Потом отвлекается на боевик. Компьютер заглушает телевизор. Муж делает на телевизоре звук погромче. Потом переключается опять на компьютер. А его снова не слышно. Усиливает звук там. И так несколько раз.

Когда я просила его сделать потише, то не слышала своего голоса. Чуть связки не надорвала, ей-богу. А он: что? что? не слышу тебя. А звук нигде не убавляет…

Бедные наши соседи!

Потом, когда муж всё-таки звук хоть где-то приглушил, я спросила: нельзя ли наоборот, понижать каждый раз звук на том устройстве, которое в данный момент не нужно? Муж в ответ усилил звук на компьютере – что-то там не услышал, пока я говорила.