Валя Шопорова - Зима, холода

– Какие новости? – спросила Тоня.

– Я ненавижу зиму, – пробурчал переводчик, отряхиваясь от снега. – Я ненавижу холод…

– Ближе к делу, – напомнила шатенка.

– И Сибирь я теперь тоже ненавижу!

– Эй, полегче! – возмутилась Клава.

– Так, фанаты и анти-фанаты наших бескрайних северных просторов подисскутируют потом, – встряла Антонина. – А сейчас, Андрей, ответь – ты деревню нашёл?

– Нашёл, – фыркнул парень и чихнул, сгибаясь пополам. – И, по-моему, грипп я тоже нашёл…

– Грипп – это вирус, – поправила парня Тоня. – Ты не мог подцепить его в бескрайней тайге. Максимум…

– Окей, пусть будет сибирская язва, – возмутился переводчик. – Так вам больше нравится?

– Тебе же болеть, – пожала плечами Клава. Настя рассмеялась и прикрыла рукой рот.

– Значит, выдвигаемся, – скомандовала Тоня и хлопнула в ладоши. – Или у вас есть возражения? – она обвела взглядом подруг. На французов она даже не взглянула, их никто не спрашивал.

Большая часть музыкантов продолжала ни о чём не догадываться. Точнее, только мнительный и дотошный Бернард что-то подозревал, но, поскольку, ему никто и ничего не объяснял, он не мог понять – что именно его смущает и тревожит? Но, как оказалось, чуйка младшего Жаккара не подвела…

– Pourquoi êtes-vous si cherchez là-bas? (Ты чего так туда смотришь?) – наконец-то снизойдя до брата, спросил Матис.

– À mon avis, nous sommes maintenant un endroit où aller … (По-моему, мы сейчас куда-то пойдём…) – ответил Бернард, не сводя глаз с одевающихся Тони, Клавы и Насти и Андрея, который делал зарядку, махал руками и ногами, чтобы разогнать кровь.

– Vous faites quoi? (Ты совсем того?) – рассмеялся Матис. – Où allons-nous? (Куда мы пойдём?) – он показал пальцем в окно, за которым кроме снега ничего не было видно. – Nous ne sommes pas venus à ce… quel est son nom? (Мы же ещё не приехали в этот… как его там?) – он посмотрел на товарищей, ища помощи.

– Novokuznetsk, (Новокузнецк), – помог другу Чарльз.

– Exactement! (Именно!) – старший Жаккар щёлкнул пальцами. – Novokuznetsk… quel nom étrange … (Новокузнецк… какое странное название…) – он поморщился.

– Il est la Russie, (Это же Россия), – пожал плечами Тибо. – Beaucoup de choses peuvent être inhabituel pour nous. (Здесь многое может быть непривычно для нас).

– De plus, (Как хорошо), – расплывшись в широкой улыбке и сладко потянувшись, ответил Матис, – nous ne resterons pas ici … (что мы здесь не задержимся…)

– Может быть, объяснишь своим, что мы уходим? – спросила у переводчика Клава, косясь на ничего не подозревающих французов.

Андрей кивнул и направился к «своим», что-то долго и, по возможности, осторожно им объясняя, безбожно привирая и спихивая всё на бедного месье Фаша – продюсера группы, который спал у себя дома и не подозревал, в какую ж… попали его подопечные.

– Объяснил, – сказал Андрей, вернувшись к девушкам, которые уже полностью собрались и теперь наблюдали за тем, как Константин, периодически дыша на мёрзнущие руки, выгружал их багаж.

Французы неспешно одевались. Особенно медлил Бернард, который никак не мог определиться, на какой бок ему повязывать шарфик. За то время, пока младший Жаккар красовался перед зеркалом, старший успел «устать» и снова завалился в кресло, доставая телефон и включая одну из игрушек-гонок, которые очень любил.

Словив очередной недобрый взгляд дам, Андрей кивнул им и направился к французам, осторожно торопя их. Очередное враньё про «интереснейший русский отдых» заинтересовало Тибо, Чарльза и Матиса, а Бернарда, который так и не определился со своим шарфиком, просто вытолкнули за дверь.

– Ce n’est pas moi! (Так нельзя со мной!) – завопил младший Жаккар. – Je suis malade! Et je ne peux pas chanter! J’ai une voix … (Я же заболею! И петь не смогу! У меня же голос…)

– Et vous la bouche ouverte et moins malade, (А ты рот меньше открывай и не заболеешь), – ответил Матис и мерзко так улыбнулся, уцепляясь за молнию на куртке брата и застёгивая её до носа.

– Moron! (Придурок!) – возмутился младший, снова открывая лицо.

Правда, через несколько секунд парень передумал и уже добровольно застегнулся по самые глаза. А ещё через несколько секунд пожалел о своём поведении и Матис, потому что он, идя слишком самонадеянно и не смотря под ноги, упал лицом и всей тушкой в снег, чем вызвал бурную реакцию смеха со стороны друзей.

Француза подняли, отряхнули и пошли дальше. Музыканты всё время переговаривались о чём-то, идея «русского отдыха» им пока что нравилась. Только Бернард молчал – и голос берёг, и идея эта, в отличие от остальных, ему не нравилась. Он всегда славился хорошей интуицией… вот только кроме него этого никто не признавал. Переводчик Андрей тоже весело болтал с подопечными, про себя радуясь тому, что они так легко поверили в тот бред, что он им наплёл. А попутно парень уже планировал, как с криком: «Я ухожу!» швырнёт заявление об увольнении в лицо нанимателя.

«Тоже мне – «хорошие деньги… приятные люди…", – думал Андрей, выслушивая очередную болтовню Матиса. – Нет уж, увольте, точнее, сам уволюсь, даже не утруждайтесь. А эти «приятные люди» пусть ищут другого дурачка, который будет терпеть их. Лучше пусть будет меньше денег, зато этих избалованных выскочек больше видеть не буду. Надоели. А тут ещё и этот внеплановый «отдых»…».

– Ну, вот и деревня, – устало произнёс Андрей (он не слишком запомнил дорогу, и они сделали немалый крюк).

Он указал в сторону засыпанных снегом домиков, которых было не больше десятка. Дым из трубы шёл только в трёх из них, а света, и вовсе, не было ни в одном окне. Со стороны, с холмика, на котором стояли молодые люди, вся эта картина покосившихся полужилых сооружений выглядела жутковато и неприветливо. А им ещё и нужно было постучаться в одну из этих «избушек на курьих ножках» и попросить приюта.

«Мило…", – не сговариваясь, синхронно подумали Тоня, Клава и Настя. Французы продолжали верить…

– Узец, – прочитала Клава название деревни на покосившейся, запорошенной снегом вывеске. – Мило…

– Почти пи…

– Настя! – шикнула Тоня на младшую подругу. Харламова не любила крепкие выражения, по крайней мере, на русском и, тем более, когда они были не очень к месту.

– Ну, что, по домам пошли? – вздохнул Андрей, который своим цветом уже не сильно отличался от снега. Никто не планировал этого «отпуска»… Вот и переводчик не планировал, потому «сибирских» вещей с собой не прихватил.

Все дружно вздохнули и пошли дальше, щурясь и вглядываясь в жутковато-слепые глазницы чёрных окон. Наконец, старания их были вознаграждены и молодые люди узрели слабый, дрожащий свет в одной из таких «глазниц».

К тому моменту, когда молодые люди остановились у калитки дома, настроение у всех заметно сникло, упало. Бернард слегка покачивался на месте, всем своим видом изображая не то демонстративную, не то вполне себе истинную готовность упасть в обморок. Его и без того большие карие глаза, казалось, становились больше с каждым прожитым мгновением и лезли на лоб. Остальные французы выглядели чуть лучше. Но не намного…