Марина Довгаль - Восток – дело тонкое. Сборник рассказов

Не буду вас утомлять излишними подробностями сборов и нудной ездой, хотя ехать в автобусе Манюне понравилось и в дальнейшем, мне приходилось вблизи транспорта брать ее на руки, так как она юркала в открытые двери машин и пряталась под сидение.

К новому месту работы мы добирались часа два за это время Манюнька успела поспать, а с пробуждением бросала на меня нетерпеливые взгляды, будто спрашивала, когда же мы будем есть колбаску, которая как она знала, лежит в нашей сумке. Но, с колбаской пришлось обождать: приехали мы и занялись собственным размещением. А разместили нас в школе. Женщин в спортзале, так как представительниц этого пола в нашей организации было значительное большинство из-за специфики труда, а мужчинам хватило класса. Я расположила свою раскладушку у входа, чтобы собаке было без проблем выбегать на улицу, не беспокоя других женщин. Ответственные немного поворчали, что в расположении их ведомства появилось животное, но вскоре ее полюбили все, так как не полюбить это прелестное создание было невозможно. Да, люди, исподволь осознают, что они собакам не чужие: это заметно.

После не долгих хозяйственных манипуляций пришло время подкрепиться и, женщины группируясь, принялись обедать. Мы с Манюнькой решили выйти на улицу, вежливо отказавшись на предложения присоединиться к общему столу звавших нас к себе женщин. Признаюсь честно, я несколько боялась принимать приглашение: я не знала, как себя поведет моя (хотя и воспитанная) собака за общим столом, да и колбасы у нас было мало, а там пришлось бы, как принято, делиться, а это мне, Манюнька, я думаю, не простила бы. Поэтому, во дворе подальше от любопытных взглядов, на не примятую еще шелковую травку я бросила свою походную куртку, и мы пригреваемые теплым осенним солнцем расположились в собственное удовольствие. Я достала взятое из дома съестное, что берется обычно в поход: отваренную картошку, яйца, колбаску, хлеб и помидорки, огурчики, лук, из которых я нарезала салатик, и мы принялись за еду. Манюнька естественно налегала на колбасу и яйца, а я – на салат с картошкой. После обеда всем раздали фартуки – обработанные по периметру бельевым швом куски ткани размером метр на метр где-то и длинными лямками. Если эти лямки связать вместе, то получалось подобие большой сумки.

Утром следующего дня нам предстояло выйти на сбор хлопка. За нами приехали две большие бортовые машины и мужчины, хочу отметить удовольствие, с которым они помогали нам, женщинам взобраться в кузов, быстро погрузили нас, и мы поехали. Я держала Манюньку на руках, чтобы ее ненароком не затоптали. Дорога, по которой пришлось ехать, была грунтовая с выбоинами и колдобинами, поэтому машину изрядно бросало из стороны в сторону, и мы при каждом толчке дружно вскрикивали и смеялись. Веселым было начало рабочего дня. По приезду мы попали в руки арендатора, то есть хозяина поля.

После развала Союза колхозы распустили и землю раздали арендаторам, которые платили государству аренду собранным сырьем, а излишки оставшиеся после того доставались хозяину. Он, деловито наставляя, расставил нас по грядкам и мы, надев фартуки, принялись собирать хлопок. Если кто не знает, что это такое объясню: на грядках растут кусты хлопчатника, где на ветках находятся открытые коробочки, заполненные белой ватой эту самую вату и надо собирать. То есть сгибаешься пополам и вперед: ноги шагают, а руки быстро, очень быстро выбирают вату и в фартук складывают.

Нуднейшее занятие скажу вам. Но что поделаешь, работа есть работа, к тому же норма, как дамоклов меч над головой и выполнение ее обязательно. Одно приятно воздух свежий да солнце теплое, ласковое и куда не глянь зелёно-белые поля да деревья подернутые золотом.

Поделюсь с вами своими наблюдениями: вдруг пригодится. Хлопок поутру надо усиленно собирать пока он вес имеет от намочившей его росы, а после обеда, когда солнце его высушит это не имеющий веса пушок. Поэтому налегаем и пашем в поте лица. Я до обеда собирала 40 кг и после обеда 20 в итоге 60 – это норма. После обеда совсем не хочется работать: во-первых, сытый, во-вторых, жарко, в-третьих, хлопок легок до невозможности. Но, были и передовики, которые собирали по 80 и 100 килограмм и которых ставили в пример нам простым трудягам. Местные сборщики, даже дети лет десяти вообще умудряются собирать 200 и больше. М-да.

За собранный хлопок естественно платили деньги, за вычетом стоимости питания. На питание уходило где-то 25—30 кг. хлопка. Утром давали хлеб, масло сливочное кружок и сладкий чай. В обед суп с мясом и хлеб, тоже самое на ужин. Супы варили на костре разнообразные и довольно вкусные. Деньги выдавали за каждую прошедшую пятидневку. Приятное дело получать зарплату. Радость на душе от того хотя и копейки получались. Хлопок из-за легкости стоит не дорого. Но, отхватив причитающееся все бежали в магазин купить какую нибудь вкусняшку себе, а мне еще и собаке.

Манюне-то только колбасу подавай – любила она ее до самозабвения. Да, забыла, была у нее еще одна странная для собаки привязанность: она любила морковку. Вы не поверите, стоило мне ударить ножом об разделочную доску (шинкуя морковь – на что-то другое она не реагировала) то Манюнька появлялась тут как тут. Она усаживалась у моих ног и вожделенно взирала на меня, перебирая от нетерпения ножками. Если я не обращала на нее внимания, то она начинала прыгать (как можно выше) и в полете дрыгала своими тонюсенькими ножками – чисто балерина в танце белого лебедя из балета «Лебединое озеро» в прыжке Баттю. На хлопке понятно с морковкой была напряженка, так как мы сами еду не варили и Манюньке приходилось обходиться тем, что я покупала себе. А себе я покупала на утро молоко свежее, а на вечер катык (кислое молоко) приносимые местными молочницами. Там на вольных полях знатное молоко давали коровы, нечета нашим городским. Да и вечерами, стоило получить деньги, к нам в расположение собирались местные торговки. Они приносили с собой самсу, вареную кукурузу, арбузы, дыни или, что мы с моей псиной ели с удовольствием, хасыб – самодельная колбаска из легкого и риса. Жирненькая и тающая во рту вкуснятина, которую приносили горячую – с пылу с жару.

Обед на поле тоже примечателен. Его ждешь как манну небесную. Крик «обед» для хлопкороба имеет колоссальнейшее значение: значительно глобальнее, чем само понятие данного слова. Это не только прием пищи, это законный в течение часа отдых. Привозили еду на прицепленном к трактору прицепе в больших термосах и раздавали с него же. Выстояв очередь и получив положенный черпак варева, все спешили к расстеленным загодя фартукам: достарханам. Манюнька и здесь приобрела быстро поклонников, которые бросали ей не съедаемые кусочки мяса. Она игнорировала свою тарелочку, наполненную мной из своей, ложилась на место повыше – типа холмик, где принималась усиленно чесаться или неожиданно вскакивать (ловкий собачий маневр для привлечения внимания – примечание автора), а то и прохаживалась, как будто, не глядя, мимо расположившихся группками едоков. Один парнишка, облаиваемый как и все Манюнькой, но не кусаемый: ходил он в кирзовых сапогах с загнутым голенищем, давая ей мяско, сказал: «На, красотка, не подумай, что задабриваю: нравишься ты мне». Чем вызвал всеобщий хохот и Манюнькино снисхождение: она перестала на него кидаться и даже виляла, завидев, хвостом. После супа пили долго чай. Чай ставили в огромном самоваре заранее, назначенные для этого люди. За чаепитием следовал отдых с возлежанием и легкой дремотой или не затрагивающей сложных тем беседой.