Александра Миронова - Птице Феникс нужна неделя

– Скажи, что любишь меня.

Он прижал ее к себе, поцеловал.

– Глупая девочка, – усмехнулся Мартин сквозь поцелуй. Это была тайная игра, он никогда не говорил ей слов любви, но она и так знала, что он любит. В этой его «глупой девочке» было больше нежности и теплоты, чем в дежурном признании, избитом и затасканном. О, нет, она ни за что не променяла бы «глупую девочку» на банальное «я тебя люблю».

Ленне хорошо знала папину машину. Нажала на кнопочку и деловито извлекла сок из бара, самостоятельно вставила палочку в отверстие и сделала громкий глоток. Мартин засмеялся. Анна с любовью посмотрела на крошку. Как жаль, что она не похожа на Мартина. Она бы хотела подарить ему еще и сына. Тогда она была бы уверена, что Мартин останется с ней навсегда, а не уйдет к другой женщине. Она помнила, что была пятой женой Мартина и ей было сорок шесть. Всего пять лет разницы.

Пошел дождь. Дождь – часть их жизни. В этой стране так много дождя, что они все кажутся его призраками. Погруженные в собственные мысли, сворачивая с шоссе на маленькую проселочную дорогу, они не заметили маленькую старую машинку, следующую за ними.

София пыталась отдышаться. Она сама плохо понимала, как смогла в последний момент резко вырулить за песчаную площадку у самой кромки воды. Сердце колотилось как бешеное, руки вспотели. В зеркале заднего вида она поймала собственный перепуганный взгляд. Пожалуй, это последний раз, когда она садится за руль. Дрожащими руками она полезла в сумку, где лежали лекарства. Доктор был каким-то идиотом, назначил три таблетки валерианы в день в надежде, что ей это поможет. София нашла пузырек с желтыми таблетками и высыпала около десяти штук на руку. Затем, подумав, добавила еще. Быстро закинула пригоршню таблеток в рот и запила водой. Закрыла глаза. Сделала музыку громче. Убаюкивающий голос расслаблял. Пожалуй, она бы даже смогла медитировать под него. Никогда еще музыка не действовала на нее подобным образом. Не вызывала таких ярких образов, не просветляла ум, не успокаивала нервы. На какую-то долю секунды она представила себя в белой комнате. Абсолютно пустой, с огромным окном во всю стену. За окном океан. И его голос, заполняющий собой все пространство. София закрыла глаза. Музыка наполняла ее до краев, она плыла по волнам, ей хотелось кричать во весь голос. Хотелось сбросить одежду и подставить тело обжигающе холодной воде. А затем обрушиться на белый песок, белый, белоснежный песок… Песня закончилась.

Силой воли София заставила себя открыть глаза. Добро пожаловать в реальность. Она снова покосилась в сторону озера, еще буквально метр, и… София завела двигатель, руки были мокрыми. Она вытерла их о джинсы. Надо только добраться до дома, и больше она за руль машины не сядет. Никогда.

Спустя две минуты она подъехала к массивным кованым воротам. Автоматическим жестом нащупала на козырьке брелок, не глядя нажала на кнопку, и ворота гостеприимно распахнулись ей навстречу. София медленно заехала на серую подъездную дорожку, выложенную отборной плиткой, мягко шуршавшей под колесами автомобиля. Криво припарковавшись перед входом в дом, вышла из машины и направилась к входной двери, прихватив с собой диск с этим умиротворяющим голосом – спокойствие ей сегодня понадобится.

София старалась не шуметь, чтобы никто не заметил ее возвращения. Она вытерла пот со лба и сняла туфли. Ну какого черта она их надела? В попытке стать стройнее? Просто смешно. Ступая неслышно, София направилась в большой холл, начинавшийся сразу от входной двери, и рухнула на диван. Протянула руку к кофейному столику. Рядом с широким хрустальным блюдом с золотой отделкой, на котором лежали апельсины и яблоки, стояла бутылка с коньяком. Возле нее низкий стакан. Коньяк любит Дмитрий, София терпеть его не могла, но сейчас ей не хотелось идти в бар за другим напитком. Дрожащей рукой она налила себе коньяка в стакан и выпила залпом. Сморщилась. Снова щедро плеснула золотисто-коричневую, остро пахнущую жидкость в бокал. В этот раз залпом выпить не получилось, она закашлялась.

– Мамочка, что случилось?

София снова зашлась в приступе кашля, она никак не ожидала увидеть здесь дочь, ей казалось, что та еще спит в это время. София быстро бросила взгляд на белые часы в золотистой раме. Пять часов вечера.

– Все в порядке, милая. – Она вымученно улыбнулась. – А где Таня?

Она огляделась по сторонам, ожидая увидеть няню. Сейчас у нее не было ни времени, ни желания заниматься дочерью.

– Она спит, – бесхитростно пояснила маленькая Мария. – Мы уснули вместе, а я проснулась раньше нее, потому что услышала, как ты приехала. И пришла к тебе. Смотри, что я сделала.

София посмотрела на резиновый браслет, над которым целую неделю корпела дочь. Недавно увлечение копеечными цветными резинками захватило мир. Как же они назывались – радужные петли, что ли? София потрепала дочь по русой голове. Та росла как на дрожжах. Вот уже снова рукава кофты коротковаты. Пожалуй, красавицы из нее не выйдет. Копия отца. К тому же склонна к полноте. Нужно будет сказать Тане, чтобы давала ей меньше мучного. Или новой няне. Таню, похоже, придется уволить. Не должна она спать в течение рабочего дня.

– Очень красиво, молодец, – автоматически похвалила дочь София, не вкладывая ни малейшего смысла в дежурную фразу. – Беги к себе в комнату, доделаешь и потом покажешь.

– Нет, я хочу побыть с тобой. – Обычно послушная Мария неожиданно заупрямилась. – Можно я тут посижу? Я принесла резиночки.

Пятилетняя дочь выразительно потрясла небольшим целлофановым пакетом перед носом матери. Не контролируя себя, София перехватила пакет и схватила дочь за руку. Лицо исказилось.

– Я сказала тебе пойти наверх и закончить браслет там. Ты меня услышала?

В глазах Марии заплескался испуг. Она робко кивнула.

– Иди.

София разжала руку. Мария выбежала из комнаты, София услышала дробный звук босых ног на лестнице. Почему Мария бегает босиком по мрамору? Определенно, с Таней надо что-то решать. София снова плеснула себе коньяк. На душе было гадко из-за инцидента с Марией. Обычно она старалась держать себя в руках. Обещанная сумасшедшая любовь к дочери так и не проснулась после ее рождения. Софию это убивало. Она так ждала появления малышки на свет, покупала ей прелестные одежки, три месяца решала, как она обставит детскую, каждый вечер читала ей, еще не родившейся, и пела колыбельные. С нетерпением ждала ее появления. Но после почти двух суток в родовом зале и кесарева сечения на нее нахлынула темнота. Ей не хотелось брать ребенка на руки, читать ей и петь колыбельные. Мария была одета в лучшие одежды, у нее вообще все было самое лучшее. Они часто путешествовали, ребенок смотрел мир, но София никогда не читала ей на ночь и не пела колыбельные. Для этого были няни.