Александра Миронова - Птице Феникс нужна неделя

– Тебе помочь? – Мартин был рад закончить разговор с Анникен, мысленно сделав пометку, что нужно обязательно переговорить с ее матерью.

– Нет, нет, не беспокойся, – запротестовала Анна, ловким движением ставя супницу посреди большого стола. Он был накрыт белой скатертью (Мартин знал, что она привезла ее с собой). Под каждой тарелкой стильные вязаные салфетки, имитирующие ручную работу. Фамильный фарфор. Сколько Мартин себя помнил, его всегда выставляли в торжественные моменты. И сегодня был именно такой. Мартин вдруг заметил, как дрожат руки Анны. Он подошел к ней. Отец хлопотал на кухне, сыновья погрузились в мобильные телефоны, Тина играла с маленькой Ленне, а Анникен даже не подняла головы.

– Ты в порядке? – тихо спросил Мартин.

– Да, – кивнула Анна.

– Это просто еще одна поклонница. – Мартин попытался улыбнуться, но получилось плохо. Он и сам перенервничал, когда девушка, явно поджидавшая его машину на обочине, ни с того ни с сего кинулась под колеса их автомобиля. Машину занесло на мокрой от дождя дороге, но Анне в последний момент удалось справиться с управлением и объехать девушку. Дорога к отцовскому дому была узкой, с односторонним движением, ее обрамляли высокие платаны. Да, убиться насмерть они бы там не смогли, но покалечиться, врезавшись в дерево, вполне. Особенно малышка Ленне, которая здорово перепугалась.

– Давай позвоним в полицию? Она может быть где-то возле нашего дома, – стараясь оставаться спокойной и безразличной, предложила Анна.

– Не нужно, она наверняка вреда не причинит. Поэтому и под колеса бросилась. Не знала, как еще привлечь внимание. Те, кто опасен, так себя не ведут, ты же сама знаешь.

Анна положила руку на руку Мартина. Она бы с большим удовольствием заявила на припадочную девицу в полицию, с фанатами Мартина отношения у нее не складывались с самого начала. Она пыталась относиться к ним философски, но с каждой нецензурной надписью на стене их дома или грязным комментарием в Интернете (она и сама не могла понять, почему с таким упорством их читает) ее терпения и понимания становилось все меньше. Анна посмотрела на Мартина.

Ожившая обложка журнала. Мечта, рекламирующая мужской парфюм. Мартин слегка улыбался, глядя на нее. Бесконечно добрые глаза, полные губы в мягкой улыбке. Темная челка, падающая на глаза. Неотразимый Мартин. Мужчина, которого хотели все. Сердце Анны заколотилось. Все, все его хотели, а он принадлежал ей! Мартин обнял Анну и привлек к себе.

– У меня скоро кишки от голода слипнутся из-за ваших нежностей. – Отец появился в комнате, неся в руках блюдо со все еще теплым хлебом, который он собственноручно испек к приезду сына и внуков. Мартин разжал объятия, отпуская Анну, и с любовью посмотрел на старика.

В этом году ему стукнуло восемьдесят два, но он не собирался сдаваться возрасту. Высокий и сухощавый, как Мартин, отец почти полностью облысел лет двадцать тому назад. Бифокальные очки с толстыми линзами, теплая, несмотря на жаркий (по норвежским меркам) августовский вечер, кофта и брюки, которые выглядели его ровесниками. Отец показательно не любил, если о нем говорили как об отце Мартина, но сын знал, что втайне папа гордится этим титулом. Вот уже почти тридцать лет как. Отец всегда был скуп на эмоции, немногословен и суров даже с близкими. Но добрее человека Мартин в жизни своей не встречал. При его появлении в гостиной закипела жизнь. Отец призвал к помощи старших внуков, дал ответственное задание Тине, умудрился даже вовлечь в процесс Анникен, доверив ей раскладывать столовые приборы.

– Делать тебе нечего, Мартин, заставляешь старого человека ерундой страдать, – ворчал отец, водружая рядом с супницей старую керамическую тарелку с изображением гор и троллей. На ней крупными ломтями лежал свежеиспеченный хлеб. Мартин узнал его с первого взгляда.

– Спельта?

– Она самая, такая дрянь. Как же я намучился, пока тесто замешивал, оно отказывалось подходить, расползалось, вело себя просто отвратительно, – нарочито сурово ворчал отец, а самого просто распирало от гордости – он сумел победить эту чертову спельту и испек хлеб совсем не хуже, чем тот, который продается в пекарнях по всей стране (бывшая сожительница сына успела даже бизнес сделать на его пристрастиях).

Мартин потянулся к тарелке и успел стащить кусок теплого хлеба до того, как отец шлепнул его по руке. Вдохнул душистый аромат и с наслаждением откусил. Придал лицу задумчивое выражение.

– Что? – с тревогой спросил отец. Внуки пристально следили за дедом, время от времени кидая взгляд на застывшего отца. Анна улыбалась. Она обожала такие семейные перепалки.

– Папа, спасибо тебе, конечно, большое, но… – с кислой миной начал Мартин, но потом не выдержал и широко улыбнулся, – это самый вкусный хлеб из всех, что я пробовал.

Отец шлепнул его по руке старым вафельным полотенцем с выцветшим рисунком, но довольную ухмылку скрывать не стал. Мелкая стычка разрядила атмосферу в комнате. И вот уже дети улыбаются друг другу, шепчутся, Анникен подошла к Ленне и пытается заплести растрепавшиеся тоненькие светлые волосы в косички. Мартин обнимает за талию Анну, а она прижимается к нему всем телом.

Эта старая гостиная с низким потолком, причудливо прорезанным старыми неровными балками темного дерева, кое-где поеденными временем и древоточцами, с темным полом, по которому ходило несколько поколений семьи Мартина, с широким дубовым столом, накрытым белоснежной скатертью, с единственной данью современности – белыми обоями и небольшими хрустальными люстрами, казалась Мартину самым счастливым и безопасным местом на Земле. Местом, где его любят и примут любого. Местом, где собрались самые дорогие ему люди. Местом, в котором он так непростительно мало бывал в прошлом, но где намерен проводить много времени в будущем. Мартин выпустил Анну из объятий и взял старый хрустальный бокал с золотой, местами облупившейся окантовкой – прадедушкино наследство. Постучал по нему ножом.

– Минуточку внимания. – Он поочередно встретился глазами с каждым из детей и отцом. – У меня есть важная новость.

– Вы наконец-то женитесь? – выпалила Тина, широко улыбаясь и глядя в упор на Анну. Та улыбнулась в ответ, сделав вид, что чувство юмора несносной девицы ужасно ее веселит. Тина никогда не упускала возможности напомнить Анне, что единственной официальной женой отца была ее мать. А она, Анна, несмотря на рождение ребенка, ею так и не стала. Мартин посмотрел на дочь – надо будет с ней поговорить. Она еще слишком молода, чтобы понимать, что печать в паспорте и официальный поход в мэрию никакого отношения к настоящим чувствам не имеют. Кинул быстрый взгляд на мальчиков, отвлекшихся от телефонов.