Алексей Шамонов - Лабиринт двухгодичника

– Ерунда какая-то! Давай проверим, – предложил Зайцев, беря в руки курвиметр, протянутый ему Коноплянкой. – Странно, но почти совпадает, ошибся всего на пятьсот метров, – удивился подполковник, отдавая прибор. – Не знаю даже, что на это сказать. В инструкции по этому поводу ничего не сказано, надо будет проконсультироваться.

Проверив чемодан Колюжного, подполковник удалился в сторону штаба. А ещё через четыре часа пришла команда об окончании учений, и поздно вечером военнослужащим, не задействованным на боевом дежурстве, разрешили покинуть позиции и отправиться домой, а солдатам – в казармы.

Усталые и невыспавшиеся офицеры пешком отправились в ДОСы, кто про себя, кто вслух ругая командование, которое могло бы объявить отбой тревоги и пораньше, чтобы была возможность чуть больше отдохнуть и немного отоспаться, перед завтрашним рабочим днём.

Придя в квартиру последним, Игнат быстро принял душ и лёг спать, ведь утром ему надо было заступить на дежурство, сменив в наряде Матвеева. Он почти моментально уснул, несмотря на шум, издаваемый другими жильцами квартиры, наперебой советовавшими Шалевичу, как завтра вести себя в городе.

Вернулся Игнат в ДОСы только через два дня. Отстояв боевое дежурство, он ещё больше половины суток потратил на устранение поломки станции, возникшей, как всегда, неожиданно и не вовремя. В этот раз сломалась аппаратура не в его зоне ответственности. Но неписаное правило гласило, что при любой поломке радиолокационной станции ни один из офицеров, к ней приписанных, не покидает позицию до тех пор, пока неисправность не будет найдена и устранена и проверка не покажет восстановление боеготовности всех систем сложной и довольно капризной техники.

Уже ночью придя домой, Игнат, чтобы не будить спящих в комнатах ребят, тихо разделся и лёг в постель. Завтрашний день у него был выходным, и он хотел махнуть в город, поэтому выспаться было просто необходимо, иначе никакого настроения куда-либо ехать не будет.

Проснулся лейтенант в десять утра абсолютно свежий, полный сил, как будто и не было напряженных пяти суток, когда поспать удавалось только урывками.

Чем хороша молодость? В том числе тем, что организм восстанавливается намного быстрее, чем в зрелом возрасте, и девятичасового отдыха Игнату вполне хватило, чтобы компенсировать многодневный недосып.

Трофимов, вытянув вверх руки и зажмурив глаза, потянулся, рывком встал с постели и, надев тапочки, направился в ванную, чтобы принять контрастный душ и побриться. Но тут он неожиданно для себя обнаружил, что дверь в совмещённый санузел закрыта изнутри на защёлку.

– Кто там спрятался и с какими намерениями, благородными или не очень? – нарочито строго спросил лейтенант.

– С благородными, – раздался из-за закрытой двери голос Валеры.

– Ну, если ты считаешь, что гадить – дело благородное, то тогда я даже не знаю, что про тебя уже и подумать.

– А что же, по-твоему, можно делать благородного в туалете? – по-прежнему из-за двери поинтересовался Шалевич.

– В туалете из благородных дел я бы выделил уборку и чтение. Лично я всегда в туалет захожу с газетой или журналом, а значит, эта позиция занята, поэтому тебе, товарищ Шалевич, советую постоянно заходить туда с тряпкой. Хотя нет, тебе лучше туда заходить с канистрой, ведь потом у нас в квартире появляется новый, свеженький унитаз.

Через минуту дверь туалета открылась, и оттуда вышел взлохмаченный старший лейтенант. Глаза у него были неприлично красными, а лицо – хмурым.

– Я смотрю, вы вчера неплохо без меня погуляли, – укоризненно заметил Игнат.

– Не погуляли, а погулял. Вчера народ пришёл поздно, а мне было настолько тошно, что я решил для успокоения нервной системы срочно выпить.

– Валера, что такого случилось в моё отсутствие, что ты, как последний алкоголик, начал пить в одинаре?

– Представляешь, Олька отказалась от денег, которые я предложил ей на аборт, и сказала, что будет рожать!

– Ну и дура твоя Олька, могла бы взять деньги, а потом рожать сколько хочется. Ты бы об этом обмане и не узнал.

– Узнал бы, узнал! Она сказала, что не отстанет от меня, пока я на ней не женюсь!

– Что?! Офигеть, – только и смог сказать Игнат, садясь на первый попавшийся стул, оказавшийся колонкой от магнитофона. – С какого такого перепугу она решила, что ты должен на ней жениться? Хотя да, основание-то в принципе есть… Что же ты теперь будешь делать?

– Пока не знаю. Сказала, что если я откажусь, то она напишет на меня жалобу командиру части.

– Ха, испугала! Ну и пусть пишет. Что тебе командир может сделать? Не прикажет же он тебе пойти с нею в ЗАГС. У него нет таких полномочий.

– Да в том-то и дело, что сделать может. Я же сейчас кандидат в члены партии, и через три месяца заканчивается мой кандидатский срок. А с таким сигналом партбюро не пропустит. А без членства в КПСС, сам знаешь, хорошей карьеры в армии не сделать, так и будешь ходить до дембеля капитаном и служить в самых глухих местах.

– Здесь ты, наверное, прав. В партию могут не пропустить. А обратно в пионеры уже не возьмут, едва ли на твоей могучей шее сойдётся красный галстук.

Здесь Валера, конечно, немного лукавил. Дядя сумел бы его перевести в более цивилизованное место и на более престижную должность, но получить полковника с таким пятном в личном деле, как отказ офицера от собственного ребёнка, было бы довольно проблематично даже с помощью влиятельного знакомого. А ведь Шалевич ещё курсантом мечтал дослужиться до генерала.

– Да, Валера, тебе не позавидуешь, трудный случай. Надо чем-то жертвовать, карьерой или свободой. Тяжёлый выбор, – произнёс Игнат, принявшийся было застилать свою кровать, но бросивший это дело и присевший на её край.

Валера опустил голову и молчал, поглядывая на Игната. Это означало, что он о чём-то думает. Говорить и думать одновременно у него получалось не всегда. Пауза длилась секунд двадцать, после чего он зашёл в комнату Трофимова и с заискивающей осторожностью спросил:

– Игнат, а ты собираешься остаться в армии?

– Не хочу тебя, Валера, обижать, но пока такого желания у меня не возникало, и я почти уверен, что не возникнет и впредь, – честно ответил Трофимов.

– Слушай, ведь тогда тебе всё равно, что будет написано в твоей характеристике при увольнении? На гражданке это же не важно, да никто у тебя эту характеристику там и не спросит, – предположил Валера.

– Ну да, ты прав, меня не очень волнует, что в ней будет написано, – удивлённо, не понимая, к чему Шалевич задаёт такие вопросы, ответил Игнат. – Хотя я буду стараться, чтобы ничего плохого там не было. Да и мне кажется, что двухгодичникам при увольнении характеристик не дают… А почему ты об этом сейчас спрашиваешь?