Платон Беседин - Дети декабря

Оставшееся в кампусе время я спускался к автозаправке, покупал мороженое и возле телефонной будки ждал Петру, но она так и не появилась.

И вот я познакомился с ещё одной чешкой.

– Кстати, меня зовут Вадим.

Блондинка улыбается:

– Петра.

– Что? – обомлеваю я.

– Петра. Моё имя Петра.

– Петра, тебя зовут Петра?!

– Да, а тебя Вадим? – блондинка не перестаёт улыбаться.

Как же назывался тот городок? Или кампус? Но что спросить? Ты ходила к телефонным будкам возле автозаправки?

– Мне очень нравится Чехия! – Надо выиграть время, не отпускать.

У меня должны быть заготовки на случай знакомства с девушками. Где-то они были. Они должны быть. Да что там! Ко встрече с Петрой я должен был готовиться всю жизнь.

– А как тебе Киев?

– Энергия, – она говорит медленно, подбирая слова, – демократия, Украина. Страшне impressive.

– Даже так?

– Янукович. Не понимаю.

Ещё чуть-чуть реверсивной хроники событий – «привет, мы будем счастливы теперь и навсегда» [13] Цитата из песни «Романс» группы «Сплин». , – и я пойду валить оставшиеся в Украине памятники.

– Но вообще я не то чтобы за Евромайдан. – Надо быть честным.

«Your own personal Jesus» – телефон оживает мелодией звонка. И я внутренне поджимаюсь, ожидая услышать Валеру или Вениамина Степановича, но на экране высвечивается: «Игорь Каратаев».

– Извини, я на пять минут. – Оставлять Петру жаль, но друг важнее. Отхожу в сторону. – Игорь, здорово! Тебе, блин, не дозвониться!

– Да так, – голос его фальшив и сух, – занят был.

– Всё время? – не обращаю внимания на равнодушие. – Я тебя набирал, набирал! Я в Киеве! Хорошо бы встретиться!

– Честно сказать, я сегодня немного занят.

– Как занят?

– Вечером важная встреча. С друзьями-коллегами.

– А завтра?

– Тоже работа.

Возможно, меня зовут не Вадим Межуев. Я не живу в Севастополе и не приехал в Киев. Возможно, сейчас не 2013 год.

– Но я же приехал… мы не виделись… столько…

Наверное, это уничижение. Даже не слова, а взгляд, умоляющий, жалкий.

– Честно сказать, – он шумно дышит, похоже, что курит, я тоже распаковываю пачку красного «Бонда», – после твоих постов и комментов у меня нет особого желания видеться.

– Как? Что?!

Разграничивай, разбивай вопросы.

– Весь этот бред про Евромайдан. Эти твои перепосты Проханова.

– Но мне нравится «Господин Гексоген». Остальное, конечно, так себе, но это…

– Мне по хер, Вадим! Люди гибнут здесь за идею, а ты там злорадствуешь, в своём Севастополе. На хера?

– Подожди, стоп! Во-первых, это и твой Севастополь. А во-вторых, где это я злорадствовал и кто гибнет?

– Люди, украинцы!

Игорь срывается на крик. Я не выдерживаю сам.

– Пока что, слава богу, никто не погиб! Но, судя по тому, что я увидел, ещё погибнут!

– А ты рад?

– Да при чём тут?!

– Да при том! Того ты и ждёшь! Иначе какого ты перепощивал статейку «Ваша кровь, много и зря»? Кликушей заделался?

У меня трясутся руки, сдавливает грудь – точь-в-точь старик.

– Игорь, ты чего? Мы же друзья!

– Вот и я про то. Вроде нормальный пацан, а пишешь патологический бред! За что ты так ненавидишь Украину, Вадик, за что?

– Игорь, успокойся! Не пори чушь! Во-первых, я ничего такого не постил. Проханов в тех комментах говорил о России…

– Вот-вот! Думаешь, Путин нас этими миллиардами купит? Хер вам!

– Кому нам, Игорь? Кому?

Делаю совсем не мхатовскую паузу, жду ответа, но Игорь молчит.

– И, во-вторых, единственное, что я запостил о Евромайдане, – это «Ваша кровь, много и зря» и тексты за русский язык, за русскую культуру, которая, согласись, не отменяет украинского гражданства. Если мы стремимся в Европу…

– Мы! Не вы!

– Так вот, – прикуриваю новую сигарету, – если мы стремимся в Европу, то напомню, что одна из главных европейских ценностей – это терпимость, уважение к иному мнению, культуре, языку, право на альтернативную точку зрения…

– Ну так и уважайте нас! – кричит Игорь, дискутируя ломом, а я свой оставил дома. – Чего в Киев припёрся?

– Приехал, чтобы увидеть реальную картину. Не телевизионную.

– Сел на поезд и приехал, да?

– Нет, на автобусе. С антимайдановцами.

– С антимайдановцами? С теми, кто сейчас в Мариинском парке деревья рубит?

– Знаешь, я, вообще-то, сейчас в Мариинском, и никто тут не рубит, нормальные люди…

Но Игорь не слушает:

– …с быдлом? Ты приехал сюда с быдлом?! И ещё рассказываешь мне про Европу? Удобно жопе-то на двух стульях? Не болит?

– Можно и так сказать, но можно вспомнить и о «золотой середине». У меня, знаешь ли, свой стул и свой здравый смысл. Не сомневаются только идиоты.

– Зато ты умный!

– Игорь!

– Слушай, нам правда не о чем говорить. Не брал трубку и правильно делал. Но сижу тут, пиво пью, думаю, надо перезвонить, друзья всё-таки. Может, не такой ты мудак, как в «Контакте»…

– Игорь, да послушай!

– …а ты такой. Всё, точка!

Ещё звонок. Жму, не глядя, в надежде, что Игорь одумался, перезвонил, но в трубке голос Валеры:

– Межуев, ты где? Тут тя ищут.

– Кто?

– Ани Лорак! Начальство, кто ж ещё?

– Слушай, Валера, у меня тут проблемы…

– Подъехать помочь, братишка? – голос его меняется, становится внимателен, чуток.

– Нет, спасибо. Просто время…

– Слушай, брат, ты рамси там свои дела, а я прикрою, без проблем…

Мне хочется благодарно пожать ему руку.

– Спасибо, брат!

Надо перезвонить Игорю. Надо, но позже. Потому что это слабость, а для убедительности важна сила. Сейчас же необходимо собраться и вернуться в нормальную жизнь. Без людей, превращённых в идеи.

Петра по-прежнему раздаёт листовки. Но от толстой пачки уже осталось чуть-чуть. Большинство прохожих забирают их не глядя, свернув, бросают в сумку или в карман. Некоторые останавливаются, читают, улыбаются или злятся. Мужчина в тяжёлой, под Женю Лукашина, шапке яростно комкает листовку, бросает под ноги и по-крейсерски устремляется к чешке. Дико жестикулирует, но Петра лишь улыбается.

И, глядя на это, я понимаю, отчего так залип. Она улыбается, как «та тёлка из Чехии, Надя» [14] Фраза из кинофильма «Американский пирог». . И пусть красотка из «Американского пирога» была шатенкой, а Петра блондинка, но флюиды летят те же. Вся она – из другой реальности, той, на которой нас вырастили.

Той, где тургеневские Аси сменились Надями из «Американского пирога» и мы стали выглядеть стильно, модно; даже пузатые дядьки, влезающие в зауженные джинсы и майки Dolce & Gabbana. Но когда лучшие из нас открывают рты, чтобы изречь фразочки, высосанные из телетитек, университеты и храмы рушатся, обращаясь в прах. Желудочный сок пришёл на смену серому веществу.

Мужик в меховой шапке наконец отстаёт от Петры. Она машет, увидев меня.