Владимир Буров - Вижу поле

– Но когда?! я не помню.

– Ты в институте учился когда-нибудь?

– А-а-а!

– Б-б-б! Теперь вспомнил? Я был начальником оперотряда в том общежитии, где ты занимался блядством. Помнишь, как трахнул дочку академика Белинского, а я тебя поймал. Веселая была история. Но, благодаря мне ты остался в институте.

– Как ты мог мне помочь, если ты меня и поймал? – я не, че-то не понимаю. Тем более, я ее не трахал. Хотел, пока друг бегал за бутылкой венгерского вина, но не решился. Признаюсь, она была без трусов, когда я с ней танцевал.

– Откуда ты знаешь, что она уже была без трусов?

– Просто чувствовал руками во время танца. Да и потом, на следующий день она сама сказала, что как раз постирала трусы. Ну, прежде, чем идти в нашу комнату.

– Ну, это только слова, которые теперь уже нельзя проверить. Может, сама сняла, а возможно, и ты с нее снял. Точно так же можно сказать и про твое:

– Не успел.

– Я сказал: постеснялся.

– Ты сказал: не успел.

– Я сказал, что не решился.

– Да не мельтеши ты. Это одно и то же. И получается, что ты мог бы надолго уехать в Магадан за групповуху в общественном месте, а выгнали только твоего сокурсника.

– Его не выгнали. Он оправдался.

– Дочка академика сказала, что ничего не было. Просто она напилась, обоссалась, и случайно вызвала оперотряд, – улыбнулся майор Таганский. Как он сам себя иногда называл. По псевдониму.

– Она его не вызывала. Это ты все рыскал по общежитию, искал ее. Наверное, мечтал жениться? Эх, была бы у меня жена академик! – воскликнул Королев. И добавил: – Я имею в виду, ты так думал. Но одной вещи ты не знал.

– Какой?

– Дочь академика падает далеко от академика.

– Это как раз ты ошибаешься, мил человек. Дочь академика всегда будет дочерью академика. Понимаешь? И для этого ей не надо становиться самой академиком. Я бы мог им стать. А ты мне помешал. Теперь ты понимаешь всю драматургию наших отношений? Теперь ты меня узнал?

– Нет. Честно, нет, ты очень изменился. Наверное, расстреливаешь часто? Впрочем, приятно познакомиться.

– Приятно, конечно. Куда тебе деваться? И… собирайся, значится, поедем выяснять отношения.

– Стреляться, что ли?

– Дуэли у нас запрещены. А то бы я согласился. Нет, честно, я бы убил тебя, несмотря на риск, что ты попадешь в меня первым. Но я не буду этого делать именно потому, что, как Вотрен у Бальзака, не хочу играть судьбой. Как говорится:

– Лучше буду майором.

– Ты уже майор.

– Да? Я просто оговорился. Генерал-майором. Как минимум.

Они сели в виллис и поехали.

– Я должен был возглавить группу из восьми человек, которая бы сопровождала вас. Я уже это говорил? Ну, не важно, повторю. Нас было бы семнадцать человек, как в Ноевом Ковчеге.

– Ты читаешь Библию?

– А ты?

– Где я ее возьму? – пожал плечами капитан Королев. – А ты, значит, читаешь?

– Нам разрешают. Правда, раз в месяц.

– Чтобы не попали под влияние?

– Согласен. Так вот вы пойдете без нашего прикрытия. Поэтому. Поэтому я буду проситься, чтобы меня взяли в вашу девятку.

– Десятым, что ли?

– Пусть я буду десятым.

– Десятый лишний, его обязательно убьют.

– Без меня вас возьмут в плен вместе с секретным оружием.

– А так? Всех застрелишь, а потом себя? Стрекоза все равно достанется немцам. Что ты сможешь сделать?

– Взорву.

– Умник. Мы и без тебя это сделаем.

– Сделаете, если не будете атакованы специально за вами посланной немецкой группой из Анэнербе.

– Я никак не пойму, ты-то чем сможешь нам помочь? Только написать потом, как плохо мы сражались, что убежали, оставив секретный противотанковый пулемет немцам.

– Я буду обеспечивать секретность операции.

– Херации. Я тебя не возьму.

– Возьмешь. Более того, сам попросишь товарища Первого, что я вам нужен.

– У Цицерона не хватит аргументов для обоснования твоего появления в секретной группе.

– Хорошо, вот тебе первый аргумент. Показания этой Зены…

– Зины.

– Точно, Зины, не имели силы без моей подписи. Я мог бы написать, что это была не просто маленькая вечеринка с танцами, а групповой секс. Но я поступил честно.

– Честно?

– Да. Я видел ее трусы. В женской душевой на веревке. Я действительно искал ее по всему общежитию, и даже рядом с ним. Зашел в душ, а они там. Черные с узенькими красными полосками. Как импортные плавки. Просто так запомнил – красивые. Подумал:

– Чьи? – и не более того. – А потом, когда мне принесли на подпись, как начальнику оперотряда общежитий, ее заявление… точнее, она сама принесла, я спросил:

– Какого цвета?

– Что, какого цвета? – удивленно спросила Зина. – В этот день она была на высоких каблуках, и похожа на королеву. Горбатый ног, стройные длинные ноги, завязанные в хвост волосы, румяные щеки, длинные ресницы, черно-зеленые глаза, как у змеи – в общем, весь набор красоты.

– Не надо переспрашивать, – сказал я, – это простой вопрос. Какого цвета ваши трусы.

– В смысле, были в тот день? – спросила она.

– Тогда был уже вечер, – сказал я.

– Ах, вечер! Вечером у меня трусов не было. Я, кажется, там все написала, что уже сама была без трусов, так как постирала их.

– Без сомнения, это прекрасные, более того, очень важные для дознания подробности вашей интимной жизни, – сказал я. – Но меня интересует только конкретно цвет.

– Зачем?

– Это может подтвердить, или опровергнуть правдивость ваших показаний, коллега.

– Ну, хорошо, – сказала она, и описала именно тот черный атласный цвет с красными полосочками.

– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил я.

– Сестра вас устроит?

– Без сомнения. Но ее сейчас нет. Она на занятиях, – сказал я. Ее сестра училась уже на третьем курсе, а мы только что поступили, как вы помните, на первый.

– Тогда может быть вот так подойдет? – и она подняла платье.

– Без сомненья, это те самые, – сказал я, облегченно вздохнув.

– Почему вы так тяжело вздыхаете? – спросила Зина.

– Потому что не придется врать, дорогая девушка, чтобы выручить вас из беды.

– Вы на что намекаете? – спросила она.

– Нет, нет, – замахал я руками, – слишком опасно. Но на прощанье добавил, что женился бы на ней, если бы точно знал, что ничего не было. Но это так, в шутку, для себя. Она ничего не слышала.

Хотя, если говорить, совсем честно, я и сейчас не уверен, что вы не трахнули ее оба. Да, вот так. Ты даже не представляешь, Борис, сколько кругом вранья! Никому нельзя верить.

– Мне можно, – сказал капитан. – Можешь мне поверить: я тебя не возьму в мою группу.

– Я не буду…

– Будэшь! Ты будешь стучать. А нам стукачи не нужны.

– Я не буду тебя упрашивать. Скажу только, что это еще не все. И если тебе не безразлична эта женщина, ты возьмешь меня.

– Какое мне до нее дело? Я тебе повторяю еще раз: