Алексей Янкин - Обмелевшие реки

Едва выйдя на возвышенный сухой берег, отец развел небольшой костерок и расположился на ночевку. Здесь же, прямо под сравнительно свежим пеплом и серыми еще головёшками – остатки старых кострищ. Сколько себя помнил Никита, они всегда устраивали на этом самом месте первую ночевку. Это окончательно развеяло последние сомнения в том, кто тут прошел и куда он направлялся.

Только горожанину тайга мрачна, скучна и однообразна. Здесь жизнь бьет ключом. На каждом дереве, под каждым кустом, в каждом овражке, за каждым пригорком что-то да происходит. В ушах постоянным ненавязчивым фоном легкий шум древесных крон, птичий щебет, стук дятла, скрип старых ветвей, множество иных звуков, щелчков, свистов, уханий. Не отгораживайся от происходящего, стань частью этого мира. Идти по тайге никогда не скучно. То наткнешься на испуганное семейство лис, застигнутое за игрой. То сохатый ломанётся с шумом через кусты при твоем приближении. То выскочивший из-под куста (к вящей радости пса) бурундук уставится осоловевшими глазками-бусинками на незваных пришельцев. То Рыжий спугнет зазевавшегося зайца. Вот он только что понуро брёл, набегавшись и еле передвигая усталые лапы. Внезапно останавливается. Замирает. Уши торчком! Через мгновенье опущенный к низу хвост возбужденно закрутится пропеллером. Куда только и делась давешняя немощь. Бросит нетерпеливый взгляд на хозяина – неужели не слышит? Сдержанно повизгивает. Надо же бежать! Вот он – след! Добыча ждать не станет.

– Иди, иди, – улыбается охотник.

Пес тотчас растворяется в кустах. Через мгновение раздается хлопанье крыльев и возмущенный клёкот. Вверх взлетает большущая взъерошенная тень. Рыжий удовлетворенно лает. Бежит к человеку. Кидается обратно. Стреляй же, стреляй, растяпа! Никита хохочет и треплет по голове расстроенного друга. Тот успокаивается – ну хоть хозяин убедился в его отваге. А могли бы и свежим мясцом полакомиться. Да зачем заряд тратить? В начале лета птичье мясо невкусно. Пернатые еще не отъелись после вынужденных зимних постов. В зобу лишь иголки. Зато к концу лета, ближе к осени, станут жирными. Зоб туго набит ягодой. Мясо вкусное. Вот тогда – другое дело.

Другой раз Рыжий поднимет зайца. Тут шум из кустов совсем иной. Ушастого пес надеется взять сам. Иной раз удается, иной – нет. Все это так увлекательно! Никакой телевизор не даст того азарта, что переживешь в лесу.

На встречу с добычей, таёжным козлом или тем же зайцем, можно надеяться в густых березняках или осинниках – там, где можно спрятаться от хищника, скрыться от погони, наладить свою, защищенную от посторонних глаз жизнь, насладиться молодой, вкусной корой с тонких древесных стволиков, пожевать мягких ароматных веточек. Такого в сумрачном, тихом ельнике не встретить.

Если же дорога выдавалась по чистым, светлым борам, где почти ни кустов, ни путающей ног травы, друзья впадают в задумчивость. Надежда встретить здесь добычу близка к нулю. Погода великолепная. Ни жарко, ни холодно. Солнышко не спеша пробивается сквозь далекие сосновые кроны. Ноги идут сами собой, хрустя по толстому ковру из ржавых прошлогодних игл и расшиперившихся серыми кактусиками шишек, раздвигая коленями редкие папоротниковые полянки.

Человек и пес размышляют. Каждый о своем. Рыжий иногда вдруг начинает повизгивать, оглядываясь на хозяина. Бог весть, что ему приходит в голову в такие моменты. Быть может вспоминает былые веселые охоты, быть может удивляется безразличию друга – тот словно и не собирается скрадывать обнаруженную им добычу. Зачем вообще явились сюда!? А быть может ему попросту колко идти по иглам и шишкам и не терпится убраться отсюда.

Но собачьи мозги долго цепляться за одну мысль не могут. Да и зачем? Для этого есть хозяин. Пусть у него и болит голова – когда остановиться, где взять пищу, куда идти. На то псы их и заводят.

Никита раздумывает о том, почему отец решился бросить всё и уйти с мест, где прожил долгие, долгие годы. Эти места – родина молодого охотника. Он когда то появился здесь на свет. Прожил всю жизнь. Для него это родной, отчий дом. Иного у него нет. Где бы он ни был, он знал, что здесь его всегда ждут. А теперь?

Только сейчас охотник подумал о том, что для отца то это вовсе не родные места. Он пришлый. Чужой здесь. Чужак. Теперь, когда жена ушла в иной мир, дети выросли – что его держит здесь? Неужели действительно решил поселиться у лесовиков? Жениться на Сокум? Да нет. Быть того не может. Но зачем-то он туда пошел.

Неожиданно из глубин памяти всплывает давнишний разговор. Отец в один из редких периодов откровенности, когда он с едва скрываемой тоской вспоминал о своей прошлой, непонятной сыну жизни, рассказал ему, что хотел бы, если бы вдруг оказался свободен, отправиться на поиски таинственной Счастливой Страны, где люди не знают болезней, не ведают несчастий, не знают голода и холода. Там нет вражды и зависти. Нет предательства и обмана. Там все живут большой счастливой семьей. Что это за «страна» такая и где она находится, молодой охотник так и не понял. Честно говоря, подумал – обычная блажь старика. Фантазии. Какая еще Счастливая Страна? Чего ему не хватает здесь? Но слова отца запомнились. Он потом спрашивал у матери, не знает ли она о такой стране? Она, отряхнув забеленные мукой ладони и утерев предплечьем пот со лба, удивленно посмотрела на сына – Счастливая Страна? Откуда он взял такое? Наверное, это сказки тех, что живёт в городах. Им там скучно. Они как муравьи в муравейниках. Суетятся. Отпихивают друг друга локтями. Вот и выдумывают всякую небыль. Никита не стал говорить матери, что об этой чудной стране рассказывал отец. Понимал, что ей это может не понравиться. Да вскоре и сам забыл. Тем более что и от отца ничего подобного больше не слышал.

И вот сейчас это воспоминание всколыхнулось само собой. Впрочем – смешно. Не станет же отец искать страну из сказок. Да и зачем ему это?

Мать… отец… Как, оказывается, еще недавно он был счастлив.

Пожалуй с неделю молодой охотник добирался до становища лесовиков. Обычно на это уходило дней пятнадцать. Куда спешить? Но в этот раз неизвестность и навалившаяся тоска подгоняли.

И вот пред ним раскинувшееся у берега реки стойбище. Не у самой воды – там слишком много гнуса, а чуть поодаль, на ветерке. Он был здесь не так уж и давно, зимой, полугода не прошло, и представлял, как друзья удивятся его скорому возвращению.

Но ему здесь всегда рады. Со многими, взрослыми теперь уже лесовиками, он вместе рос. Его воспринимали как близкого, родного человека.

– Нет, Накта-Юм, отца твоего здесь нет. Ушел он, – говорила Аина-Ойе, Сокум стойбища, с материнской лаской глядя на поглощавшего с аппетитом вареную рыбу молодого человека, – Но как вода спадать стала, заходил.