Василий Островский - Веское доказательство. Роман

Поскольку речь шла о солидных вложениях, Сёма попросил у Кэпа солидный задаток. Найдя на севере поставщиков, он самостоятельно привёз брильянты в Питер. Заработать в «удар» с то тысяч баксов стало для него делом всей жизни. Но поставить на карту «всё, что нажил непосильным трудом», не решался, а поэтому разделил «брюлики» на равные доли. Одну закопал в тёщином огороде, а другую решил лично доставить капитану. В последнюю минуту закрались в его отчаянную голову опасения. На всякий случай подготовил он себе запасной выход, найдя через ребят с Невского финского «водка-туриста», готового за пару тысяч баксов отдать на время свой паспорт и место в туристическом автобусе. Загримировавшись под угрюмого чухонца и притворившись в стельку пьяным, собирался он таким образом перебраться в дружественную Суоми, а оттуда в Стокгольм и дальше в Штаты. План, конечно, был гениальный, но слишком рискованный, а поэтому Сёма оставил его на крайний случай. Направляясь на встречу, он попросил таксиста остановиться у телефонной будки. Трубку поднял сам хозяин, в голосе – ни одной волнительной нотки.

– Гони, шеф, – вернувшись в машину, сказал успокоенный Семён.

Когда дверь квартиры капитана открыла молодая женщина, назвавшись домработницей, Сёма понял: здесь его ждут совсем не те, с кем он хотел бы встретиться. Как сказали потом его друзья с Брайтон-Бич: «Ну и вляпался же ты, парниша!» Дело даже при самых смягчающих потянуло на десять лет строгача с полной конфискацией.

Слух о том, что в бригаде Сёмы Левина появился способный математик, быстро разлетелся по зоне. Однажды во время ужина к Вадиму подсел седовласый старик с грустными, как у сенбернара, глазами.

– Позвольте представиться. Натан Яковлевич, профессор, доктор математических наук, – дружески улыбаясь, сообщил он.

Вадим не сразу нашёлся с ответом – подумал, очередной розыгрыш. В это время к ним подошёл Семён Левин.

– Расскажите, Натан Яковлевич, юноше, кем вы были на воле, – обратился он к профессору.

– Я уже это сделал, дорогой Сёмочка.

– Тогда возьмите этого юного гения под своё крыло, а то он как чокнутый по ночам на опилках формулы решает.

– Вы молодец! – воскликнул профессор, пожимая Вадиму руку.

Между ними быстро завязалась дружба. После ужина Вадим летел в седьмой барак, чтобы обсудить с профессором свои новые идеи.

– Жаль, судьба не свела нас раньше – прекрасная бы получилась синергия! – любил говорить профессор, поглаживая свою седую бородку.

– Когда выйду, опубликую свою работу. Вы в ней будете моим научным руководителем, – отвечал ему Вадим.

– У вас, Вадик, всё впереди, а моя песенка спета! Сумел бы уехать с семьёй – преподавал бы сейчас в Гарварде, не сидел бы в сыром бараке. Нам с вами ещё повезло… А сколько непризнанных гениев остались в святой земле Соловков. Уж лучше умереть, чем жить в неволе. Когда выйдете на свободу, сразу уезжайте, мои коллеги в Штатах вам помогут. Тщеславие – наш главный враг. Не заинтересуйся моей диссертацией военно-промышленный комплекс – не надо было бы обивать пороги в ОВИРе, надеясь, что отпустят. Когда нервы сдали, устроил митинг в Белом зале родного Политеха, – на морщинистом лице профессора засияла озорная улыбка. – Собрал больше сотни подписей в свою защиту, а кончилось как всегда – упекли по 109-й. Хорошо что измену не пришили. Как говорили древние, «темпора мутантур» – спасибо, господу – первые правозащитники появились.

– Что у нас за власть такая – лучших людей в лагерях сгноили, – грустно заметил Вадим.

– Тише! На зоне полно стукачей, – опасливо оглянувшись, сказал профессор.

– Меня они пытались завербовать, когда я отказался, подложили под матрас пистолет.

– Нам, дорогой мой Вадик, лучше абстрагироваться от нашего прошлого, иначе мы ни на шаг не продвинемся в работе.

– Вы правы, профессор, математика – лучшее лекарство от лагерной депрессии, – согласился Вадим.

Через несколько месяцев они закончили работу над программой.

– Приглашение из Стэнфорда я вам гарантирую, – со слезами на глазах говорил профессор, обнимая Вадима в день его освобождения.

Когда в тоталитарное государство врывается дух свободы, жизнь в нем начинает бить ключом. Все начинает бурлить, как в адском котле, куда люди добровольно бросаются, потеряв голову.

Вадиму было нелегко вернуться в обычную жизнь после долгого отсутствия. Все, что происходило теперь вокруг, называлось одним словом: «Перестройка».

Он обзвонил всех однокурсников, надеясь встретиться за «рюмкой чая» и вместе вспомнить студенческие годы. Но все они, став добропорядочными отцами семейства, заканчивали разговор одинаково: «Был рад тебя слышать, старик, но прости – встретиться не смогу, совершено нет свободного времени».

И только дамский угодник Сережа Разумовский, оставивший за собой право личной свободы, быстро откликнулся на его зов.

– Завалимся в «Кавказский», закажем коньячку с шашлыками, как в прежние времена, – весело предложил он во время телефонного разговора. – Кстати, ты не будешь возражать, если я прихвачу с собой парочку длинноногих красавиц? – прибавил он, довольно загоготав.

– Ты же без этого не можешь, старый развратник, – пошутил в ответ Вадим.

Ресторан «Кавказский», располагавшийся до этого в длинном узком подвале на углу Невского и Плеханова (бывшей Казанской), занимал теперь и бельэтаж. Стены двух залов были увешаны пейзажами Грузии в стиле Пиросмани. Вадим, сопровождаемый метрдотелем, поднялся по крутой лестнице в верхний зал, заняв столик у окна.

Вскоре в дверях нарисовалась импозантная фигура Разумовского. Седые виски и очки в тонкой золотой оправе делали его еще большим красавцем. Позади него двигался мощный эскорт – две высокие блондинки с походками манекенщиц.

– Старичок, рад тебя видеть живым и здоровым! – воскликнул Разумовский, обняв Вадима и похлопывая его по спине.

– Позвольте представить – наш легендарный программист Вадим Пушкарев! – воскликнул он, повернувшись к ярко накрашенным спутницам.

Одна из них, в короткой юбке, с халой на голове, сотворив книксен, манерно представилась:

– Анастасия!

– Княжна Романова, – шутливо добавил Разумовский.

Сев рядом с Вадимом, она выставила напоказ круглые загорелые коленки.

Вокруг них засуетились официанты, и вскоре стол заполнился закусками. Посередине возвышалась бутылка марочного «Варцихе».

– Предлагаю выпить за нашего святого! – снова воскликнул Разумовский, подняв наполненную рюмку. – Перед вами человек, бросивший вызов системе, но блондинкам этого не понять, – резко понизив голос, прибавил он.

Они выпили. Разумовский, не прикасаясь к закускам, продолжал говорить.