Ирина Ляля Нисина - Мы обречены верить

– Жизнь подошла к моменту принятия решения, – ежедневно зудела ей в ухо Зина Линькова.

От Зины отвязаться было невозможно, потому что она не просто работала вместе с Машей в аптеке, но и жила неподалёку от их посёлка. А уж когда Зина узнала, что у Маши никогда не было «отношений», то стала называть подругу «последней девственницей Москвы и её окрестностей». И её желание приобщить Машу к плотским радостям стало просто маниакальным. Зина знакомила Машу с друзьями, соседями, родственниками, приводила в аптеку своих отвергнутых поклонников и бывших любовников, но всё впустую. Маше не понравился ни один из них, она не могла представить никого из парней за столом в её уютной квартире. Глядя на мужчину, который так старательно развлекал её в театре перед спектаклем, Маша вдруг начинала представлять его носки в мокрых пятнах пота, какие, она помнила, были у маминого мужа. Один из ухажёров приходил по вечерам в аптеку. Он приносил капучино в пластиковом стаканчике с круглой высокой крышкой и свежие, упоительно пахнущие ванилью эклеры. После восьми вечера посетителей почти не было, и неспешные разговоры в комнате отдыха за кофе с пирожными перед маленьким телевизором нравились Маше. Но стоило парню попытаться её обнять, как воспоминание о потных руках отчима, шаривших по её телу, затмевало здравый смысл, и Маша вскакивала с дивана и выпроваживала парня. Несколько дней она переживала, ругала себя, потом Зина знакомила её с очередным мужчиной, и история, с небольшими изменениями, повторялась снова и снова.

– Может, тебе снотворное принять или седативного пару таблеточек? – участливо советовала подруга. – Ну, как наркоз! Первый раз проспишь, а потом оно само пойдёт. Ещё и понравится!

Маша никак не могла решиться рассказать Зине про тот случай десятилетней давности, только краснела и отмалчивалась.

Аля и Фёдор Михалыч, оформив пенсию, вдруг резко сдали. С тех пор как упал снег, они почти не выходили из дома. Фёдору Михалычу ковылять по снегу было несподручно, а Аля мучилась одышкой и простужалась, стоило ей в мороз показаться на улице. Но они, как и Зина, каждый день вели с Машей один и тот же разговор о замужестве. Аля так же готовила и стирала на всех и в квартире прибрать успевала до Машиного прихода. А после ужина, когда Фёдор Михалыч засыпал в кресле перед телевизором, няня Аля начинала теребить Машу.

– А по телевизору показывали, что теперь есть агентства брачные. Вот идёшь туда и так прямо им говоришь: мол, квартира у меня есть, а мужа хочу непьющего, чтобы доктор, инженер или лектор какой! Вот пойди! И проси некурящего, а то я дым уж и на дух не переношу!

– А давай для тебя мужа попросим! – дразнила няню Маша. – Ещё скажем, чтоб калым заплатил. Я себе машину куплю!

Как-то, возвращаясь с работы, Маша обратила внимание на странную пару: женщина в чёрной железнодорожной шинели и худенький мальчик в коротковатом зимнем пальтишке и вязаной шапочке. Они вышли из автобуса у самого моста над МКАД. Маша, держась за перила, осторожно спускалась по лестнице, железные набойки её каблучков звякали на ступеньках. Женщина оглядывалась вокруг, что-то искала, а мальчик безучастно смотрел под ноги. Маша поравнялась с ними.

– Девушка, – окликнула её женщина, – нам улицу Центральную. Покажете? – она подтолкнула мальчика. – Шагай вперёд!

Они молча свернули к посёлку, мальчик, ссутулившись и не поднимая глаз, шагал чуть впереди. Он пытался спрятать руки в рукавах пальто и отворачивал голову от колючего зимнего ветра.

– Это сын ваш? – спросила Маша, только чтобы что-то сказать, уж слишком тягостно ей было глядеть на ребёнка.

– Да нет! – женщина досадливо махнула рукой. – Я сама из Краснодара, проводницей работаю. Поручили его к родне отвезти, ну, приплатили маленько. Я ж не думала, что далеко-то так в Москве добираться придётся. Почитай, весь день с ним угробила!

– Такой маленький – и один! – удивилась Маша. – А родители?

– Ой, да разбежались родители-то! А там ещё две девчонки. Ну, девчонок они по одной разобрали, а этого – некуда. Вот решили к сестре отправить, пускай с ней живёт. Я вот чего боюсь, что сестра-то от него откажется, что мне с ним тогда делать-то, а?

– А как его зовут? – тихо спросила Маша, но она уже знала ответ.

Под аханье Альфии и одобрительные взгляды Фёдора Михалыча Маша сняла с Саши пальто и ботинки и удивилась его худобе и застиранным школьным брючкам, из которых он давно вырос. Альфия хлопотала на кухне, накрывая к ужину. Проводница, отдав Маше папку с Сашиными документами и рюкзачок с вещами, заторопилась обратно.

– Ну, пока, Саша, – помахала она рукой мальчику, – слушайся сеструху-то, по всему видно, что плохо тебе здесь не будет!

Мальчик молча посмотрел ей вслед, и слёзы прочертили дорожки на его худеньком, плохо вымытом лице. Маша закатала ему рукава рубашки и повела мыть руки. Потом усадила его за стол.

– Ешь, Сашенька, гляди, какие оладушки пышные, – Альфия поставила на стол блюдо с оладьями. – Вот сметанка, варенье, ты с чем любишь, а малай?

Саша, не поднимая глаз, тихонько спросил:

– Тётя, а сколько мне можно взять?

– Сколько хочешь бери, пока не наешься! – отозвалась Альфия и, встретившись глазами с Фёдором Михалычем, покачала головой.

Маша постелила Саше на диванчике возле кухни и стала наливать ванну. Саша, умаявшись в дороге и наевшись оладий со сметаной, засыпал на ходу. Маша с Алей быстренько отмыли вагонную пыль и, надев на мальчика старенькую Машину футболку и выцветшие трусики из рюкзачка, довели его до постели. Маша накрыла его, уже спящего, старым маминым одеялом.

– Видишь, как хорошо получилось! – басил из своего кресла Фёдор Михалыч. – И тебе родная душа, и нам с Альфиёй есть чем заняться. А то мы уже совсем бесполезными себя чувствовали! Завтра пускай отъедается, в субботу ты его в наш универмаг свозишь, одежонку купишь. А в понедельник я с ним в школу пойду. Я уж поглядел, документы все в папке есть, даже табель за вторую четверть положили, выродки!

– Мясорубку мне надо электрическую! – потребовала Альфия. – Ребёнок у нас, ему котлеты крутить надо. Фёдор нас в субботу на машине в магазин отвезёт, всё сразу и купим, – она вздохнула. – А мальчик худой, аж прозрачный, голодом, что ли, они его уморить хотели, ата-ана!

Наутро Маша вышла из спальни и нашла Сашу сидящим на кровати с книгой в руках. Он несмело поднял глаза на Машу.

– Я взял вашу книгу…

– Ты, наверное, читать любишь? – рассеянно отозвалась Маша, открывая холодильник. Она достала сосиски и масло, положила на стол.

– А моя сестра – вы или вчерашняя бабушка? – тихо спросил Саша. – Вы есть будете? А мне тоже можно? Вы меня в детдом отвезёте, да? – голос его дрогнул.