Наталия Терентьева - Танцующая на ветру

– Что? – спросил Виктор Сергеевич. – Что не так?

– Всё не так, – ответила я.

– Ладно! – весело ответил он. – С тобой ведь всё не так, как с другими, правда, Брусникина?

– Правда.

Когда он назвал меня по фамилии, как обычно называл в группе, я почувствовала легкую грусть. Да, наверно, я бы очень хотела опять танцевать. Когда танцуешь несколько раз в неделю по два-три часа, мир кажется другим. Даже не знаю, как это объяснить. Я думаю, что это где-то глубоко в природе человека – двигаться под музыку. Одному или вместе с кем-то.

– О чем думаешь? – Тренер обернулся на меня. Он уже отошел и, быстро вскипятив воду, бросил по пакетику чая в чашки.

– О танцах.

– О, вот это правильно. Да ты даже не представляешь, что мы с тобой сделаем, если… – Он долгим взглядом посмотрел на меня.

– А если не сделаем? – уточнила я.

– Какая ты… – покачал головой Виктор Сергеевич. – И ведь никто не учил тебя этому, правда?

– Чему? – спросила я, не двигаясь с места. Как-то мне стало совсем не по себе у своего бывшего тренера дома.

– Да вот так пацанами вертеть.

– Вы не пацан.

– Разницы никакой. Что твой этот бешеный мачо, на которого, я помню, тоже девки все бросались…

– Тоже – в том смысле, что они и на вас бросаются?

Виктор Сергеевич смотрел на меня, смеясь, и закусив губу.

– Чай перелился, – кивнула я. – Залили весь свой стол.

– А и ладно. Нет, слушай… Что-то в тебе не так, честное слово. – Сказав это, тренер снова подошел ко мне, снова поцеловал. Теперь уже он целовал меня как-то по-другому, долго, обнимая, даже что-то пришептывая.

А я, к своему ужасу, ничего не чувствовала. Никаких горячих токов в теле, никакого удовольствия. Может, так и должно быть? Или нет… Или вообще никто не знает, что должно, а что нет… Побежавшие мысли как-то неожиданно расстроили меня. Я сняла его руки.

– Ясно. Да. Ладно. Так, а у нас есть чай. И… что тут моя маман принесла мне? Хочешь, кстати, с моей мамой познакомиться?

Я пожала плечами.

– Вряд ли ей это интересно.

– Зря ты так говоришь. Она тебя очень хвалила, когда ты у меня танцевала.

– А она знает про скандал в поселке?

– А кто же про это не знает! – усмехнулся Виктор Сергеевич. – И ведь самое обидное, что все думаю, что мы с тобой… А ты вот даже и поцеловать меня не хочешь. Почему?

– Глупый вопрос, Виктор Сергеевич. Доставайте, что там вам мама принесла. И… у вас есть сухие чистые носки? А то у меня все ноги мокрые.

– Что ты раньше не сказала! Есть… – Виктор Сергеевич быстро нашел в своем огромном шкафу новую пачку крохотных… женских носочков, подошел ко мне, сел на корточки, попытался сам стянуть мои мокрые носки.

Я быстро убрала под себя ноги.

– Нет уж.

– Лучше бы ты, как глупая ревнивая девочка спросила, откуда у меня женские носки! – в сердцах сказал Виктор Сергеевич и встал с корточек.

– Вы же сердцеед. Вот и покупаете женское белье для всех своих девушек.

– Дура какая! – засмеялся Виктор Сергеевич. – Слушай, ну ты стала такая красавица… Я как-то на улице вообще тебя не так видел… Звоню, разговариваю, а даже не знаю, с какой красавицей разговариваю…

– Не подбивайтесь! – остановила я его.

– Давай ты меня будешь на «ты» называть.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я хочу опять ходить на танцы. Дорога только трудная. А так у меня время есть. Если платить за молодежную группу не надо.

– Кстати! – Виктор Сергеевич, перекладывавший мамины пирожки из большого пакета в тарелку, замер с пирожком в руке. – Деньги! У тебя ведь наверняка совсем нет денег. Как мы будем это решать? Витя знает, как… У тебя же есть карточка, тебе на нее должны какие-то деньги каждый месяц переводить, правильно?

Я испуганно замерла. Вот это искушение, как сказал бы сейчас отец Андрей. Самое настоящее искушение. Тепло, уютно, сухие носочки, красивый молодой тренер – неженатый, приятный, в которого когда-то я сама была влюблена, еще хочет мне какие-то деньги переводить… За что?

– За что? – так и спросила я.

– Руся… – Виктор Сергеевич опять оставил всю еду и сел на подлокотник моего креслица, обняв меня. Потом сам снял руку. – Нет, что-то я так плохо соображаю… Витя, соберись! – Он подошел к зеркалу, сделал красивое па, обернувшись на одной ноге вокруг себя. – Вот так, Витя, тобой и девушка крутит. Потом встанет и уйдет, а ты останешься тут один, нелюбимый и никому не нужный.

– И позвоните другой, а она сразу прибежит, – досказала я.

– Вроде того… – засмеялся Виктор Сергеевич. – Ладно, давай поедим. А то мой мозг от таких противоречивых сигналов сейчас совсем отключится. То ножки изящные, то профиль, то слова такие прямо…

Что из моих слов его так задело, что он потерял голову, мне было непонятно. Я так думала, что скорей всего это все-таки не слова.

– Знаешь, в тебе есть что-то… Не знаю… Ты ведь и не такая уж безупречная красотка… Вот так посмотришь… Ничего особенного. Ну ноги, ну фигура, ну волосы, ну глаза, ну профиль… А, собственно, что нам еще надо, правда, Витя?

– Вы всегда с собой в зеркале разговариваете? – спросила я.

– А что, странно, да? Нет, чаще с девушками, которые не сидят в этом кресле, как королевы, а бегают, наливают мне чай, кофе, вино… Кстати! Я же обещал… У меня такая наливочка есть… Точнее, это почти лекарство, с черной смородиной… Не пьяное, просто согревающее. И умиротворяющее. – Виктор Сергеевич достал из шкафчика черную толстую бутылку с фиолетовыми готическими буквами и две маленькие стопки. – Тебе же можно спиртное, правда? Мы ничего плохого не делаем? Как-то я не привык, что ты уже взрослая…

– Мне только будет семнадцать весной.

– Да, я помню… Весной… Весенняя девушка Брусникина, которая сводит меня с ума. Меня! – С последним словом Виктор Сергеевич обратился к своему отражению. – Ты понял? Тебя свели с ума, сидят, подобрав свои красивейшие ноги, и смотрят на тебя, как на идиота. А ты прыгаешь, прыгаешь вокруг. Сядь, Витя, и угомонись.

Я пила горячий чай, очень вкусный, хотя и слишком сладкий. Шутя и болтая, Виктор Сергеевич на моих глазах положил мне сахар два раза.

– Ну ты имей в виду, Брусникина, я тебя сегодня просто так не отпущу.

– В смысле? – спросила я, чуть оторопев.

Виктор Сергеевич смотрел на меня довольно странным взглядом. Слегка напоминающим мне взгляд Веселухина, когда тот однажды гонялся за мной вечером по двору – еще в детдоме – и прижимал к стене нашего корпуса. И если бы не активное вмешательство нашего сторожа дяди Гриши, не знаю, чем бы это закончилось. Веселухин здоровый, энергичный, настойчивый, и мозги у него иногда отключаются напрочь.

– В смысле… – Виктор Сергеевич потянулся и улыбнулся себе в зеркале.

– Ужасная манера постоянно обращаться к самому себе, – заметила я.