Наташа Хабибуллина - Колдуй, баба, колдуй, дед. Невыдуманные истории о жизни и смерти

Ничего этого я, конечно, не помню, мне вообще казалось, что обморок длился минуту или две – не больше. Я не сомневалась, что прямо из зоопарка мы с папой пошли смотреть какой-то диковинный водопад, а до этого повстречали толпу цыган, которые вели на цепочке ручного медведя. Медведь смешно крутил мордой и танцевал под маленькую концертную гармошку. Отчетливо помню, что под вечер мы вернулись домой, легли спать, а утром меня, как обычно, разбудили голоса в соседней комнате.

Открыв глаза, я увидела над собой встревоженное лицо папы. Оказалось, без сознания я пробыла почти сутки. Папа уж было решил, что привезет в Глазов мой хладный труп, но, к счастью, все обошлось благополучно.

А сколько раз потом в детском саду и школе я разбивала себе голову, с размаху вылетев с качелей! Однажды катаясь с горки на санках, врезалась на полном ходу в дерево и заработала сотрясение мозга, от которого, впрочем, тем же вечером меня вылечила бабушка – обычным ситом для просеивания муки.

Несколько раз я умудрялась отравиться несвежими продуктами – белковым тортом и арбузом, а в пять лет меня чуть не отправила на тот свет жестокая ангина.

Проваливаясь в бреду в глубокий и пылающий огнем колодец, я слышала, как врач сказал отцу, что я, наверное, сгорю, что при температуре за сорок не выживают.

Мне было все равно – сгорю, так сгорю. С трудом разлепив глаза, в кромешной тьме я увидела, как прямо передо мной на стене приплясывает огромный воробей, а возле него стоит и, улыбаясь, смотрит на меня незнакомый рыжий дядька в очках и желтой клетчатой рубашке. Возле дядьки я разглядела девочку моих лет, она тоже мне улыбалась. Вот она протянула к воробью руку, птица прыгнула на нее, и девочкина рука переломилась пополам, как спичка. Дядька беззвучно засмеялся. Секунда – и видение на стене исчезло.

Почему-то после этого «мультфильма» я поняла, что доктор не прав, я буду жить.

И если до этого момента мне даже думать о еде было противно, то тут вдруг так захотелось пельменей! Я приподнялась на локтях, переползла к дальнему концу дивана и выглянула в коридор. На кухне горел свет. Нетерпеливо позвякивала крышка кастрюли, в которой вовсю кипела вода, аппетитно пахло уксусом и репчатым луком. Родители о чем-то тихо переговаривались между собой. Я набрала побольше воздуха в легкие и, стараясь сделать так, чтобы мой голос звучал как можно бойчее, потребовала еды.

После этого здоровье мое быстро пошло на поправку.

Не могу сказать, что я росла болезненным ребенком, но временами с моим организмом творилось что-то необъяснимое. Я вдруг начинала задыхаться. Жадно хватала ртом воздух и никак не могла надышаться. Приступы удушья прекращались так же внезапно, как и начинались, без всякого постороннего вмешательства и приема лекарств.

Может, это были отзвуки далекого прошлого? Я уже рассказывала, что появилась на свет с дважды обвитой вокруг шеи пуповиной и какое-то время не могла дышать самостоятельно. Вероятно, мое тело запомнило то ощущение нехватки кислорода и в каких-то ситуациях, напоминавших давнее удушье, мои легкие начинали требовать усиленной вентиляции. Духота угнетала, но стоило сделать два-три глубоких вдоха как всё приходило в норму.

Гораздо неприятнее приступов удушья были вспышки, сопровождавшиеся резкими ударами под дых. Что их провоцировало до сих пор не пойму. Я могла просто стоять на автобусной остановке или бежать кросс на уроке физкультуры, когда внутри вдруг возникало ощущение сосания под ложечкой, как при укачивании. И я с ужасом понимала, что это лишь первый «звоночек» и что сейчас начнется главное действие…

Легкий приступ тошноты сменялся потемнением в глазах и волнообразным покалыванием во всем теле. В руки и ноги словно быстро-быстро втыкали тысячи раскаленных иголок – тело немело, деревенело, становилось ледяным и тяжелым, как камень. Перед глазами расплывались радужные пятна, а рот наполнялся сырым тестом. Я уже знала, если сейчас не присесть – куда угодно, хоть на землю, последует сильнейший удар в солнечное сплетение, из легких вышибет весь воздух, и я лишусь чувств. Падать в обморок на глазах у всех не хотелось, поэтому при первых же симптомах (от сосания под ложечкой до удара под дых проходило минуты две-три) я старалась спрятаться куда-нибудь подальше.

Как сейчас помню, мне десять лет, морозным осенним утром я стою в очереди за «Огоньком» в киоск «Союзпечати», когда меня в очередной раз накрывает. Мне очень нужно купить журнал для папы, поэтому стараясь сохранить сознание, я креплюсь из последних сил. Но руки и ноги немеют, до удара в солнечное сплетение остаются считанные секунды…

Сказав очереди, что сейчас вернусь, я кое-как доползла до ближайшего скверика и опустилась на скамейку. Я сидела там, скрючившись и обхватив руками пульсирующий живот. Казалось, стоит мне отнять руки от живота, и я умру. Что-то мягкое и невесомое, наподобие ватных шариков настойчиво рвалось из меня наружу, или наоборот, толчками пыталось проникнуть внутрь. И я как могла, закрывалась от незримой угрозы.

Постепенно боль утихает. Я даже могу подняться и тихонечко, не отнимая рук от живота, доковылять до киоска. Журнал я все-таки купила. Возможно, именно долг перед отцом (покупать «Огонек» было моей священной обязанностью) помог мне в тот раз справиться с сильнейшим приступом дурноты. В дальнейшем эти приступы повторялись еще не раз, но уже без болезненных ударов под дых. Правда, если я не успевала куда-нибудь присесть, то каждый раз они заканчивались одинаково – я теряла сознание.

Однажды обморок случился со мной прямо в церкви во время ночной пасхальной службы. Обычно в церковь я не хожу, но тут зачем-то потащилась на другой конец города.

В маленьком деревянном храме на окраине было людно. Сооружение с трудом вмещало под свои своды всех желающих, но я все же сумела протиснуться поближе к аналою. Толпа напирала и сдавливала со всех сторон. Удушливо пахло воском и ладаном. Спустя полчаса после начала службы, несмотря на то, что двери храма были распахнуты настежь, в воздухе закончился весь кислород.

И тут у меня засосало под ложечкой… Вот когда я пожалела о том, что стою далеко от выхода. Попытки выбраться наружу ни к чему не привели. Прихожане стояли плотной стеной и расступаться не собирались. «Стой смирно!» – сердито цыкнули сзади.

Легко сказать «стой», когда у тебя перед глазами меркнет белый свет. Где-то заплакал ребенок. И в этот самый момент я услышала позади себя шорох падающего тела. Спиной я даже почувствовала легкое дуновение ветерка, вызванное падением, и услышала чей-то встревоженный возглас: «Девушке плохо!» Подумала еще: ну вот, не мне одной.