Илья Уверский - Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом

Я посмотрел, что там выписывала Марго. Это была фраза из дневника Лаврентия Матвея: «Мы увидим чистую реку воды жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл…».

Мне, наконец, принесли мой коньяк с двумя кубиками льда. Стюардесса вежливо улыбнулась. Один глаз ее как-то странно косил, плюс на шее был повязан что-то прикрывающий шарфик.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, все нормально.

– Ну смотрите…

Стюардесса элегантно развернулась.

Я поднял стаканчик перед иллюминатором. Яркое солнце над полями облаков ворвалось в стакан и захватило огнем кубики льда. Коньяк окрасился в какой-то красный цвет.

«Странно. Неужели Левий Матвей описал гаджеты виртуальной реальности или термоядерный синтез? Ведь если бы люди смотрели на солнце без применения каких-либо кристаллов, это был бы ядерный взрыв. Это точно не было бы обнадеживающим пророчеством. Лаврентий Берия действительно планировал плотно поработать над термоядом, целый ряд институтов для этого имелся, к примеру, Институт физических проблем Капицы. Но не у Булгакова же…» – подумал я.

Я махнул коньячок. И тут у меня начала кружиться голова, смешались странные передачи на дисплее и мысли о термояде, а также об институте на Воробьевых горах. На дисплее появилась Анна Чапман и пообещала раскрыть все тайны. Это было самое начало 48 выпуска. Я также успел посмотреть в сторону стюардессы, и мне показалось, что она обернулась и подмигнула мне. Еще мне почему-то показалось, что на ней сзади не было одежды…

«Тьфу ты, так ведь дамочка-то голая! Прямо как Анна Чапман в каком-то журнале!», – подумал я про себя.

Дальше мысли спутались. Мой светильник, или примус, на ваш выбор, потух. Я провалился в кроличью нору.

«Траванули» – успел подумать я. Я летел во времени, или сквозь время. Я это понял, потому что вокруг появились какие-то совсем старые здания и мода.

– Твою… Это что ж такое-то за…

Неужели конец? Мысли начали работать на ужасной скорости, я понял, что мой мозг работает на пределе. Пока я летел, ко мне медленно подошел официант в строгом костюме с подносом и предложил несколько прохладительных напитков. Я махнул еще один коньячок и поставил рюмку назад на поднос.

Оглядываясь вокруг, я понял, что вижу Фрактал, вернее, его ветку, которую мне разрешили видеть. Огромное дерево истории, на его ветвях – человеческие жизни, рукописи, города, фотографии, кадры. Гигантский космический Интернет, созданный неизвестно кем. Оно уходило высоко наверх, и я продвигался в этом направлении, то взмывая, то слегка обрушиваясь назад, то снова взмывая вверх.

Вот я вижу Максима Горького. Вот его гражданская жена Мария Андреева, которая ушла из семьи, чтобы отдать себя революции. Они что-то оживленно обсуждают, пишут.

А вот Савва Морозов, влюбленный в Андрееву до безумия, оставляет ей страховой полис на огромную сумму в 100 тысяч рублей. Вот его находят застреленным в Каннах, рядом записка «В смерти моей прошу никого не винить», прямо как в докладе Афрания. Выходит, Мастер врал, свои 100 тысяч он нашел явно не в грязном белье.

Неожиданно вокруг Горького вырастает куча листочков, целые ветки Фрактала.

Вот одессит Александр Парвус, идеолог российской революции, передающий немецкие деньги на ее финансирование. Настоящая фамилия – Гельфанд. Нет, конечно же, не Фаланд. Он ставит пьесы Горького за рубежом, на этом начинает свое восхождение к Олимпу.

Рядом с ним бегает какой-то тощий шутник Карл Радек. Расхитительница могил – жрица свободной любви и секса Александра Коллонтай, от которой несет несносным могильным запахом за посягательства на старые дворянские могилы в поисках сокровищ. Яков Блюмкин, постоянно меняющий лица, организующий кровавые акции и расправы, собирающий древние рукописи по всей России, Глеб Бокий, похожий на вампира, руководитель какой-то тайной кровавой коммунистической секты, дачи, где проходят ритуальные оргии с участием крупных большевиков, лаборатории, где производят яды. Они организуют какие-то театры варьете, печатают какие-то листовки, занимаются поставками оружия.

Все это частично и в меру показано в фильме «Опасные гастроли» с Владимиром Высоцким в роли Жоржа Бенгальского. Неожиданно они все начинают мерцать. И все путается. Вместо старой пятерки я теперь вижу Ленина, Свердлова, Дзержинского, Кржижановского и Андрееву. Хотя в темноте могу и обознаться. Они дико куролесят, куда-то несутся, но вот приходит и их черед. Неожиданно, появляется третья пятерка: Сталин, Агранов, Молотов. Агранов почему-то вскоре пропадает, и на его месте появляется Берия. Бегемот постоянно меняет обличия, и мне мерещится то Маленков, то Буденный со своим конем Софистом.

Я поднимаюсь дальше. Вместо них появляется посол США Вильям Буллит со своей свитой, включая какого-то длинного товарища, который постоянно подтягивает в посольство разных русских герлов, которые голышом слоняются по посольству и шпионят. Он встречается со Сталиным, въезжает в Спасо-хауз на улице Композиторов, делает там ремонт, расширяет бальный зал и устраивает парочку сногсбивающих балов на всю Москву, в том числе «Весенний фестиваль». Как я уже говорил, все это, конечно же, прекрасно описал Михаил Булгаков.

Проблема была в том, что мне было непонятно, что за голем-шпион внедрился в Спасо-хауз. Хотя барон Гелий, прошу прощения, барон Майгель там тоже был. Кстати, голем, а вернее, гейлом – это древнее название роботов и разных автоматических штучек.

Эта проблема была с легкостью решена в 1946 году, когда пионеры подарили новому послу США цельный герб США, вырезанный из дорогущих пород дерева. Его повесили прямо над креслом посла. Правда, в гербе находился невиданный тогда жучок великого изобретателя Льва Термена, который провисел там целых 7 лет. Началась холодная война, и в ходе Карибского кризиса я впервые чуть не увидел Абадонну, вызванного свистом Курчатова и Капицы. Хотя Коровьев с Бегемотом тоже свистнули неплохо. Нет, конечно же, я имею в виду не начальника СМЕРШ Виктора Абакумова, а реального Абадонну, от которого исходила ужасная радиация.

Я соскальзываю и проваливаюсь немного вниз – назад в прошлое. Какая-то параллельная ветка. Это сцена «воскрешения мертвых», все как у Булгакова. Выходит секретный ленинский декрет о массовом изъятии из могил и фамильных склепов царской знати, богатых вельмож и дворян фамильных драгоценностей. Некоторых находят нетронутыми тлением и выкидывают в канавы, где они чернеют и обращаются в прах. Этого я не увидел, но мне показалось, что я увидел Иосифа Шкловского, который намекнул, что в Петропавловской крепости уже давно никого не осталось. Бриллианты, золото, картины – все вывозится за рубеж.