Николай Королев - Керенский

– Есть в одном посольстве авто, не отступался от своего Барановский.

– Вот это, пожалуй, может нам пригодиться. – Вскинулся Александр Федорович. – Автомобиль-вещь, необходимая, к тому же, говоришь, посольская. Принимаю, Владимир, твое предложение. Только одно непременное условие: мы едем в одной колонне с этим посольским авто. На своей автомашине. Сделайте именно так! Время подберите сами. Без дрожи и боязни делайте все, ничего не упустите. Враги наши должны бояться, но не мы, законная власть. То, что мы в данный момент переживаем, это всего лишь эпизод борьбы. Хотя и драматический…

Глава правительства фактически отстраненный от государственных дел, как и его кабинет, произносит свой монолог не для шурина-генерала, но для себя. Убеждает, внушает, вживается в несвойственную ему новую роль. Ее, эту роль, ему предстоит исполнять возможно уже завтра. Но он не может не произносить речи, не может остановить внутренний монолог. Изменить направление мысли, ход самоанализа, поиска единственного верного способа решения школьного уравнения с одним неизвестным: что делать?

Думать. Решать. Думать. Как это привычно стало. Вот оно, горе от ума, пришло, само явилось тут же. Много думаешь, много на себя берешь. Горе…

А Россия-страна!? На чьи плечи она возложит свою судьбу. Нашей Революции приходит конец? А какое ликование, а кому-то и горькие слезы несла она с собой. Царь неугоден был! Подавай иных! Не разобравшись, кто такие вошли во власть, новые голоса громче прежних выкрикивают: долой министров-капиталистов. Поют с чужого голоса, но все равно им приятно на душе. Надо же так подладиться большевикам к народу, к солдатам? Потому и подметки рвет народ, не жалея ни обувки, ни глоток своих. А как с целой страной быть. Спасать или бросить. Бери, владей, кто хочешь, так или не так…

Он, Керенский, отступается от нее? Или верит еще, сорвется у большевиков их авантюра. Новые государственные переустройства и порядки не привозят издалека в пломбированных вагонах в страны, помеченные воровским значком, как возили когда-то Бурбонов в фургонах, видимо примеряя их на себя. Метко подмечено. Ульянов употреблял эти формулу неспроста. Это его критические измышления в адрес политиков, утверждавших, что революции можно экспортировать из страны в страну. А не так ли это?.. Да, он Керенский верит в провидение. Не пойдет Россия по ложному пути. Не пойдет! Никогда! Пусть не он, Керенский, другой Русский – вон их сколько на неоглядных просторах, не в это, в другое время развернет Россию на правильный курс. Это неизбежно, как восход солнца.

* Ночь рождения Новой России * – Кто власть берет? – Да все те же… * Править не спину гнуть, легкое это дело. И доходное для тех, кто нуждается

Колючий ветер гонит снежную крупку по замерзшей Неве, по Шпалерной улице, заставляя прохожих прятать лица в воротниках. Поземка бьется о крутолобые сугробы, оставляя заструги на асфальте. Тем, кто ехал в этот час в закрытых авто, метель не слепила глаза. Им было все равно, зима ли это злиться или весна так вступает в свои права. С улиц Екатерининской и Потемкинской экипажи подворачивали к горящему огнями Таврическому дворцу. Уже ночь ложится на город Петра, а здесь что-то только затевается.

– В чью честь оказия случилась? – Любопытствовали прохожие. Такой иллюминации не припомнят еще со времен, когда хозяин дареного Императрицей сия Дворца, вельможный фаворит самой матушки царицы Григорий Потемкин, удачливый князь в славе великой пышно отмечал взятие турецкой крепости Измаила. Народ валом валил тогда к бочкам с вином, кои выставлены были повсюду вкруг Таврического, или Крымского Дворца.

Разговоры на крепком морозе злые, умные, глупые, а больше пустые:

– Ныне торжества устроены по случаю отнятия власти у царя-батюшки и взятия ее в свои руки людьми, видящими далеко вперед того ради, чтобы вести туда православный люд. – А кто они те поводыри-то? – Здесь и сейчас объявят. Подождем, если не промерзнем насквозь. Стужа страшная как назло объявилась.

– Шутка ли! Новая власть нарождается. Другая, непохожая, лучше прежней. Надежная власть, поживем, увидим, может быть!

В Екатерининском Зале Таврического дворца взволнованно-гулкая тишина. Так бывает, когда все говорят, но никто никого не слушает. Здесь думские депутаты, отпущенные Императором на свободу, знать как всего три дня назад. Здесь министры правительства, назначенные еще при старой власти. Также свободные от дел. Оба властных органа в полном составе находятся в зале со своими прежними руководителями Родзянко и Львовым. В воздухе витают вопросы: «Какие действия предпримет вновь избранный Глава. И кто он персонально. Кому предоставлены полномочия назначать и утверждать высших должностных лиц?» Императора уже нет, а без него и власти нет Вопросы пока без ответов висят в воздухе.

Общество высшего чиновного разряда собрано здесь не из случайных особ. Эти чины давно и хорошо знают друг друга. Это так называемые старожилы Таврического дворца. Новичком можно признать лишь одного молодого и рьяного Керенского, успевшего блеснуть талантами. Из молодых да ранних – говорили об Александре в высших кругах. Вполне справедливо. Избранный от партии трудовиков в Четвертую Государственную Думу он быстро затмил славу некоторых закоренелых в своих креслах депутатов. Высшее общество приняло Керенского в свои объятия.

Образно говоря, здесь собран готовый материал-сплав опыта государственного управления с энтузиазмом применения его на практике. Это очень важный фактор в руках Революции. Такой орган пока еще не существовал. Он мог лишь угадываться. Мозг Республики, и так уже можно именовать Россию, работал во всю Ивановскую. Прилюдно и заочно выявлялись и устанавливались деловые связи, осторожными намеками давались советы, высказывались просьбы, обсуждались кандидатуры, кого и на какое место посадить бы желательно.

Масоны, они только одни знали, что они масоны, такая у них ведется конспирация и преданность самим себе, тайно советуясь, туже других вязали свой узел. Ни кто не знает и знать не будет, что их каста займет в новом властном органе половину мест. Или более того. Масоны уверены в деле, которое они делают своими руками.

«Временный комитет 4-й Госдумы». Это звено, сцепка, мостик, переход к «настоящему» времени. М. В. Родзянко сам придумал название. Сам и взялся формировать Руководящий орган. Когда его спросили: кто поручал Вам это дело, парламентарий ответил неопределенно, рассеянно разведя руки: «Никто не поручал конкретно. Возможно вот она – Революция … Наверно, все-таки она, революция.» Утвердился в своей догадке находчивый политик. Да и те, кто принимал участие в рождении Республики, сами прикидывали на себя назначения, которые были им желаннее. Как водится, случались и оговоры, и нарекания, и обвинения. Назывались вещи своими именами: тот бездарен, а рядом с ним, фальшив, этот предатель, а те участвуют в тайном заговоре. Диву давались некоторые несведущие.