Лариса Машкова - Переиграю шторм

– Хорош-ш-ш!.. Хоть замуж-ш-ш выдавай!

Пропустив мимо ушей оценку жены, Лев бросил на ходу:

– Я – за сигаретами и в банк! Что-нибудь нужно?

– Нет. Свободен! – ответила она, отвернувшись.

Тяжело хлопнула дверь. Таня подошла к окошку и увидела своего мужа. Начищенный, как медный пятак, он лёгкой походкой – одновременно чуть подпрыгивая и чуть повиливая бёдрами – направлялся к машине. От его «морской» походки вразвалочку не осталось и следа. Он и впрямь летал!

Где-то опять запиликал телефон Льва, возвещая об очередной СМС-ке. Таня нашла мобильник в прихожей. Прежде она никогда не заглядывала в его телефоны и карманы. Сейчас без малейшего зазрения совести прочитала: «Вааще то я падумаю. Ладна.»

«Неужели там есть, чем думать?» – пронеслось в голове уязвленной супруги, и она без колебаний сделала вызов автора сообщения.

– Приве-эт! – услышала она женский голос с сильным акцентом. Жена молчала. – Ну, говори, – капризно потребовал голос в трубке.

Татьяна прервала разговор, не раздумывая удалила СМС-ку, автор которой значился под грифом Яскевич. Таня усмехнулась: немолодая женщина советского происхождения с исконно русским именем, типичной белорусской фамилией и офигенным сексуальным латышским акцентом! Винегрет для лохов!

Она в сердцах швырнула телефон туда, откуда взяла. В это время послышался скрежет ключа в двери. Вернулся Лев.

– Телефон забыл, – бросил он, шаря взглядом по сторонам.

Она безразлично пожала плечами, но не удержалась и добавила:

– Экий ты рассеянный… стал…

Лев ушёл. Позвонила Варя:

– Мама, мы с Юрой в агентстве по недвижимости. Хотим снять квартиру. – Дочь старается говорить как можно солиднее: наверное, вокруг народ. Зато сердобольная мамочка с полуоборота впадает в панику:

– Ты что это придумала! Ведь мы же всё решили! Солнышко, Варенька, возвращайся домой.

– Нет, мама. Так будет лучше. – В голосе дочери звучат по-новому взрослые нотки. – Сейчас мы посмотрим квартиру, потом заедем домой.

Таня обречённо кладёт трубку и набирает номер сына. Последнее время, когда её захлёстывают тревоги или одолевают сомнения, ей неудержимо хочется поговорить со Стасом.

– Извини, не могу сейчас разговаривать, – слышит она в ответ.

– А где ты? Когда будешь?

– В университете. Буду ближе к вечеру.

– Ты же ещё не спал! – запричитала было Татьяна, но в трубке уже раздались короткие гудки.

…Таня потерянно бродит по квартире. Никакие здравые мысли и тем более хитроумные планы в её голову не приходят. «Блуждаю, как озабоченный Гамлет в потёмках замка Эльсинора. Мстить или не мстить? Дожила! Тупая хранительница очага!» – Эта мысль взрывает мозг. Волна злости вперемежку с отчаянием захлёстывает так, аж в глазах становится темно. К чёрту этот замок! К чёрту потёмки!

Она бросилась к шкафу. Распахнула его и, немного подумав, вытащила платье, достала туфли. Поспешно привычными мазками наложила макияж. Приталенный, с узкой юбкой платье-костюм цвета спелой сливы… Туфли тона платья на высокой шпильке… Лёгкий шарфик цвета точь-в-точь, как волосы… И – куда глаза глядят! На волю!

…По центральной улице города уверенной походкой шла женщина средних лет – элегантно одетая, с хорошей фигурой, стройными ногами, великолепной осанкой! Она иногда ловила на себе заинтересованные, даже восхищённые взгляды прохожих и впервые в жизни была благодарна им за это внимание.

В её памяти вдруг всплыл эпизод из далёкой-далёкой юности: студенческий показ в театральном институте. Она успешно сыграла свою роль. Сияющая от счастья, ещё в гриме она выбегает в зал и оказывается в окружении студентов. Её поздравляют, обнимают. В разгар этой феерии успеха перед ней предстаёт преподаватель по актерскому мастерству и насмешливо замечает: «Рано! Рано, Аверина, вышла за милостыней к зрителю!»

Что ж, тогда вышла рано, а вот теперь в самый раз! Любопытные взгляды прохожих она воспринимает сейчас, как аплодисменты, как крики «браво!» из зрительного зала. Ведь с каждым годом их всё меньше, а зачастую их и вовсе нет. Сейчас, сегодня, ей эта милостыня так необходима!

Но не долго Таня пребывает в состоянии триумфа. Вскоре она чувствует, как туфли на высоких шпильках предательски впиваются в стопы, а ноги наливаются ощущением тяжести. Она замедляет шаг и, стараясь не хромать, ковыляет к остановке. Что ж, пятьдесят – есть пятьдесят, хоть и без чуть-чутки.

Возвращаться приходится на троллейбусе. Вышла у сквера. Зачем-то купила пачку сигарет (опять же – вспомнила студенческую юность, когда, повинуясь моде, пыталась пристраститься к никотину). Села на скамейку, достала сигарету и… закурила. Два-три вдоха – и закружилась бедная головушка, да не как на Лёвиных качелях от любви, а как на адской карусели от тоски! Да закашлялась ещё. Фу, гадость! Сломала сигарету – и в урну её, туда же и пачку всю.

Подходит дворник, немолодой усач в брезентовом переднике. На голове – армейская фуражка без кокарды, в руках – метла.

– Обеденный перерыв? – спрашивает галантно этак.

– Какой там перерыв! Пенсионерка я, – она говорит тоном простолюдинки.

– Да ну! Это вы шутите, – понимающе улыбается усач и тут же, многозначительно подняв указательный палец, продолжает: – А-а-а!.. Я знаю, вы балерина! Да?

«Пенсионерка» качает головой.

– Нет? – удивляется дворник. – Они-то рано на пенсию идут, – и, не оставляя намерения блеснуть проницательностью, восклицает: – Тогда вы артистка! Они такие же как вы, – делает он неопределенный жест рукой, но опять не находит подтверждения. Заметно разочарованный, он продолжает говорить, мечтательно подняв глаза и опершись обеими руками о метлу:

– А знаете, я как-то был в театре… Там бархатные шторы, кресла. Всё золотом покрашено. Красиво! И люди все такие важные, нарядные… Мне так понравилось там, очень.

Таня встала и направилась по аллейке домой. Вдогонку ей донеслось:

– А вы всё-таки сходите в театр! Знаете, как там хорошо!..

4

Домой Татьяна возвратилась, не чуя ног. Единственный вывод, который она сделала, «вырвавшись из клетки», напоминал приговор: туфли на шпильках – это уже обувь на очень короткие дистанции. И впереди чудовищная старость, которая так некстати заявила о своём приближении именно сейчас, когда муж, не чуя земли под ногами, порхает на крыльях любви, а дети пребывают в переходных возрастах – каждый в своём.

А это ещё что? Она в недоумении прислонилась к стене. Лев скатал ковёр на полу и выдвинул пианино, из-за которого теперь торчал его бюст.

– И где тебя носило? – поинтересовался «бюст».

– Дышала свежим воздухом. – В голосе жены раздражение.

– Наверное, потому что в этой пыли, которую ты собрала за пианино, можно задохнуться! – наступал Лев.