Татьяна Масс - Я уехала в кантон Ури. Дневник эмигрантки

– Я сейчас приеду, – ответила Анна. Она видела сына утром, ей хотелось его поцеловать на ночь.

Приехав минут через 10 домой, она застала его уже спящим. Няня – немолодая женщина, нанятая Анной по рекомендации, сидела рядом в кресле и читала женский журнал при свете ночника.

– Только что уснул, – прошептала Иветта.

Анна любовалась на маленькие ручки, полуоткрытый рот сына, которому недавно исполнилось два года, принюхивалась к сладкому запаху своего детёныша и не удержавшись, погладила его по тёплой спинке.

Митя от её прикосновения разулыбался во сне, узнав материнское прикосновение.

***

Вечеринка с однокурсником Олега по Академии Художеств 6в Питере Володей Поповым и его женой Мариной была назначена на 20 часов вечера. Анна опаздывала, но так как не она была главным действующим лицом этой встречи, она не спешила особо, наслаждаясь не быстрой ездой с открытым окном по лесной Юрмальской дороге, вдыхая запахи пряной сосновой смолки, настоявшейся тёплым, но дождливым днём. Асфальтовое шоссе с вековыми огромными соснами – почётным караулом по краям – блестело под мелким дождём. Анна, взвешенная в этой нирване, вдруг подумала, что скоро всё это кончится. Просто кончится всё хорошее в её жизни…

Она испугалась этой мысли, неожиданно приплывшей в её сознание невесть откуда, прогнала её, но лёгкий осадок страха всё же остался, подтачивая её детскую нераненность и безоглядность в жизни – все качества, которые делали её счастливой. Через некоторое время, оглядываясь в прошлое, Анна знала, что именно с того вечера из неё начало уходить то, что было у героев её любимого писателя Германа Гессе: какое-то «наперекор», какое-то презрение к смерти, какая-то рыцарственность, какой-то отзвук сверхчеловеческого смеха, бессмертной весёлости…

***

Когда Анна приехала в клуб, все трое – Олег, его друг Володя Попов с женой Мариной, прилетевшие вчера из Парижа, уже сидели в отдельном кабинете, потягивая аперитив. Володя – высокий, с открытой улыбкой, за которой стояла уверенность в своей жизни, был одет очень просто для такого места: мятые серые брюки и сине-серый пуловер. Но он, по-видимому, не смущался особо, вольготно расположившись в кресле на террасе с бокалом в руке. Володя Попов постоянно жил в Париже, лишь наездами бывая в России. Его работы висели в крупных галереях мира, но при этом Володя оставался симпатичным простым парнем, умудрившись не потерять друзей при своей сногсшибательной карьере мировой знаменитости.

Марина – его жена или подруга – эта молодая женщина была бы совершенно неприметна, если бы не какая-то нерусская угловатая грациозность в движениях и красивая, немного сделанная, как показалось вначале Анне, улыбка. Невысокая Марина была одета с недоступным пока пониманию Анны французским шиком: на голове у неё был маленький пёстрый беретик а-ля 30-е годы, маленькое чёрное платье украшала простая «бабушкина» брошь.

На их фоне Олег со своей любовью к элегантности и Анна, помнившая, что идёт на встречу с людьми, приехавшими из Парижа, были одеты чересчур по-вечернему. На нём был чёрный костюм и серая рубашка. Анна надела вечернее платье из Италии, купленное в Милане в бутике Валентино 7 – коричневый шёлк и чёрные кружева. К платью ещё полагались длинные перчатки, но Анна забыла их дома и теперь была рада этому: перчатки были бы уж лишними в такой демократичной, как оказалось, обстановке.

Терраса этого кабинета выходила на закрытый садик с бассейном и плещущимися в нём золотыми рыбками. Анна с Мариной по деревянному настилу приблизились к барьеру и некоторое время постояли там, рассматривая игру рыб в подсвеченной воде.

– Можно загадать желание, – тихо сказала Марина.

Марина говорила с сильным акцентом: родилась и выросла она во Франции, в семье русской эмигрантки и француза.

– Давай загадаем, – предложила Анна.

– Я уже загадала, – засмеялась Марина.

– А я ещё нет. Не могу выбрать самое важное.

Вспомнив про напугавшую её в дороге мысль, Анна закрыла глаза и обращаясь ко всем золотым рыбкам, тихо плещущимся в цветной воде, попросила:

– Пусть ничего не меняется. Пусть всё остаётся, как есть, в моей жизни.

Олег позвал их:

– Дамы, возвращайтесь за стол – уже принесли закуски. Мы голодные!

Пока вышколенные, высокие, все как на подбор блондины, официанты расставляли закуски и разливали вино, мужчины всё не могли закончить тему, которая заводила их сильнее всего:

– Есть такой популярный художник Марк Костаби 8, – пробуя салат, рассказывал Володя. – Он американец эстонского происхождения. Так он гордится тем, что к картинам вообще не прикасается: просто командует, иногда даже по телефону. У него несколько мастерских, он говорит, что нужно сделать, какие должны быть идеи. В Москве группа художников-«негров» выполняла его заказ, а он потом приехал и подписал картину. Этот человек считает, что самое главное для картины – идея. На этом он выстроил целую фабрику, целый мир Костаби. Печатаются громадные монографии, он продаётся на крупнейших аукционах.

Олег пожал плечами:

– А с другой стороны, на сегодняшний день так легко создавать «шедевры», что никакой «негр» уже не нужен. Берёте палку, заматываете её в грязный носок и несёте в галерею. Если вы попали в правильную галерею, понравились нужным людям, то через некоторое время будете ведущим скульптором Москвы и ваш бред будет продаваться за миллионы.

– А чем занимаетесь вы, Марина? – спросила Анна у скромно молчавшей гостьи из Франции.

– Я пишу книги об экологии. Представитель от партии зелёных 9 в мэрии 16 округа Парижа.

– Экология меня тоже очень интересует. Если бы мы разобрались уже с политическим устройством в маленькой, но гордой стране Латвии, я бы занялась этой темой.

– А что у вас с политикой? Вы же теперь живёте в независимой стране, – заинтересовался Володя.

– В которой русская диаспора – почти половина населения – не имеет никакого гражданства, – продолжила Анна. – Только унизительный штамп в советском паспорте: «Житель» .

– А у вас есть гражданство?

– Нет, у нас тоже этот самый штамп. Но при этом картины Олега висят в национальном музее живописи и его имя уже увековечено в Энциклопедии латышской живописи .

– Да, – задумалась Марина. – На уровне культуры нет у человечества таких лимитов, как в политике.

– А как с этим делом в Литве и Эстонии? – удивлённо поднял брови Володя.

– В Литве – нулевой вариант: там дали гражданство всем русским, проживающим в Литве на момент принятия независимости. Кстати, Литва сегодня идёт лучше всех трёх прибалтийских республик с экономической точки зрения. А вот Эстония и Латвия считают русских «оккупантами» и дают гражданство только тем русским, чьи предки жили в Латвии до 41 года.