Александр Fеликсов - Изменник нашему времени

—

… – Вы спрашиваете, почему изменник только нашему времени? Потому что живёт в нашем. – Значит ли это, что другому отрезку истории мог быть, как квиентист, безропотно предан? – Экстраполяция во времени пока не представлялась возможной. – Вы антисемит? – Моя идиосинкразия к человечеству не имеет национальных предпочтений, или в милитаристской лексике, что предпочтительнее контексту дисфории – тоскливо-злобному настроению, носит не избирательный характер, предпочтительно замкнута на себя самого – без меня мир станет совершенным…

Некоторый уклон в иудаику связан с «темником» предъявленной интертекстуальности, с писательской природой интереса к подвижности, как к разноплановой эндемичной креативности, забурлившей когда-то в бродильном котле Палестины. А как игнорировать добротное возмещение актуализацией выпадение дворянских культуры и искусства вкладом, развившемся из «местечкового» (?); да что там – датчик движения в самой этологии человека. Кажется, только для ориентальной традиции вглядывания в статичное до появления аберраций связанных с сухостью роговицы, свойственны редуцированные, инфантильно-романтичные художественные формы, особенно в поэзии, омертвляющие кинетику живого континуума…

Рассказ «Мой антисемитизм», размещённый в Сети, исчерпывающе удовлетворит вашему любопытству. – А почему название звучит так выспренно для исповедального произведения? – Традиция, громкая перекличка эпох с напряжением голосовых связок. – Может быть в названии слово «изгой» было бы уместней, ведь ИНВ по сути любой кадавр? – Проявления летальных мутаций очевидны, но терминальные случаи – специфика судебной медицины, литературное поприще тяготеет к природе диалектически-интегрированной судебной институции с её познавательным, в профессиональной лексике «дознавательским», рвением в целом. «Изгой» – часто жертва обстоятельств, «изменником» становятся в результате волевого усилия, коим я и прекращаю интерактивную часть. Тютчевское «Silentium!» (безмолвие) пусть станет стимулом к чтению, – пусть за словом тенью ложь, и вот туда же – сам хорош!

– Последний вопрос. Латинское «F» – символ мизантропии?! – Напротив, это напоминание о чувстве, которое воспевают: «Felicita, Felicita…» – транслитерация от «Феликсов» (желающий счастья). Всем спасибо!

У меня порядочно по времени, живёт, именно живёт, а не просто растёт – в нём много от неодомашненного животного, может промежуточная форма, но не гриб, подмечаемые признаки одушевлённости, или, короче… – влазень, приживал без которого в доме было бы пусто; наверное?

Дикое, принесенное как кот в мешке, – продавец о «довеске» не предупреждал, – не горшечное растение; не горшечное, но не укоренятся же в домашнем тапочке кенгурёнком, при этом кормясь в возду'сях, как свя'тый эпифит? если у кого-то сложилось превратное мнение на сей предмет…

Хотя его место, видно по всему, на природы щедрой ниве, среди волнующихся трав, в бурьяне, среди неуживчивого, колючего репейного семейства, как вариант, под плетнём нерадивого хозяина, в компании с пыреем. Назвал бы его дичком, но обидеть не хочу ветерана моей оранжереи. Непреложный факт, что стал частью подоконного биоценоза, похожего на дождевой лес Амазонки – сельва, почти не пропускающая солнечного света в помещение. Ощущение такое, что неровен час, появится и экзотическая фауна, как окружающий мир, вокруг изобильного произрастания.

Даже не претендует подкидыш на персональную ёмкость с сертифицированным гумусом. Так, притулился с краешку, корешок среди сплошных сплетений, довольствуясь скудными объедками с барского минералоорганического стола прожорливой лианы. Возможно это уже сложившийся симбиоз – интимная связь по обоюдному согласию? Что подкупает – нет в нём этого дарвинистского хамежа, нет и себаритства от цивильной гибридизации; но всё ж рождён был хватом и эволюции солдатом, – сам живи и жить давай другим.

По началу, видимо рефлекторно, пытался выдернуть как сорняк незваного гостя, потом одумался, ведь у меня не огород, не плантация кормовых культур совхоза-техникума, не лаборатория сортовой агротехники, чего привязался к растению, которое не цветёт, не пахнет, то есть, скромно», но от фотосинтеза не уклоняется – кислород вырабатывает? Его декоративные свойства вполне могут характеризоваться минималистским стилем, с примитивистскими деталями, что вполне в тренде; может казаться не дружелюбным наклон зубчиков на листьях, кому-то напомнит форму акульих челюстей, но они мягкие и даже колючек не содержат, —может брекеты? – что только не придёт на ум!

Стебель его на ощупь слегка лохмат, но ведь и человеческой популяции свойственны рудименты, с прочими мелкими, но сильно искажающими судьбу оплошностями.

При пересадке, даже если его выбрасываешь, самоклонируется, возрождается Фениксом, так и живёт, теперь уже приёмыш, без номинации, особой агрокультуры, в стихийном дендрарии общества аристократической флоры.

Собственно, почему решил, что это особь мужеского пола, фитоконтроля это зелёное нечто не знало, резистентностью – стойкостью к превратностям судьбы, скорее, отвечает организму женскому, – буду теперь с ним…, нет, конечно с ней, куртуазен:

– Бэла, донна! Не изволите эпиляцию стебля? – …?! – О, мадам! Прошу великодушно, снисхождения, к затворнику волею судеб, к его неучтивости из одной лишь неуклюжести давно не светского человека, имея ввиду, разумеется, Вашу «цветоножку»!