Светлана Вишнякова - Акварельные кони. Стихи, проза… И всякая всячина

Что греха таить,

в нашем маленьком городе,

где все разговоры только о деньгах,

где жизнь глупее театра абсурда,

скучнее романов Анатоля Франса,

странно писать стихи,

еще безысходнее их не писать…

Было это в приснопамятные 90-е годы. В одной деревне Ленинградской области жила женщина. Ладная, складная, все у неё получалось на раз. Звали её Ксенья. Ксюша – юбочка из плюша, как пели в сельском клубе на дискотеке. Работала она бухгалтером в совхозе. Была замужем за разбитным красавцем, любимцем деревенских девок. Даже детей она родила, как полагается: сначала нянька, потом лялька. Леночка и Алёша. Славные ребятишки. Спокойные, смышленые. Белоголовые, голубоглазые – и в мать, и в отца. Многие ей завидовали. Жизнь есть жизнь. Не всегда все гладко складывается.

Не успели сельчане опомниться, как совхоз развалился. Негде стало работать. Одна надежда на огороды. Мужики в город подались работу искать. А бабы с детьми – в деревне горе мыкать. Сначала у Ксюши все хорошо было. Муж ее приезжал из города с деньгами и с подарками. Дети вечером в пятницу встанут у окошка и ждут, когда на дороге папанька появится. И выбегают его встречать. Тяжело Ксюше без мужа, но притерпелась. Однажды студеным декабрьским вечером не дождались они своего отца. В понедельник собралась Ксюша в город. Сердце беду почуяло.

Пришла в общежитие завода, на котором муж работал, а там говорят – зарезали вашего мужа в пьяной драке. Денег, которые у неё остались, только и хватило, чтоб мужа домой привезти, похоронить и поминки справить. А еще надо детей кормить. Так ей черно на душе, хоть в петлю лезь! Чтоб хоть как – то боль в груди унять, хлебнула Ксюша из бутылочки, что с поминок осталась. Вроде чуть потеплело в груди, расплакалась она, детей крепко обнимает и приговаривает: «Как же мы теперь жить-то будем!». А дети, как два воробушка, прижимаются к ней и тоже плачут. Так они и уснули на диване, обнявшись.

Зима выдалась суровая, снежная. Избы в деревне чуть не под крышу заметало. Пока Ксюша по дому крутится, то вода, то дрова, то помои, то снег чистит – ничего. Душа, как замороженная, молчит. А как наступит вечер, хоть волком вой. Ксюша к бутылочке и приложится. И вроде, как отпустит. И так каждый вечер. С каждым разом всё больше и больше надо хлебнуть. Давно уже самогон, наваренный на поминки, кончился. Стала Ксюша по соседкам бегать самогон покупать. А соседки не гнушаются вдовьего рубля. Никто не сказал: «Хватит, Ксенья. У тебя дети. Могут ведь сиротами остаться».

Все трудней ей стало вставать по утрам, пока из бутылочки не хлебнет. И в делах не такая ухватистая стала. Зарос огород, дети некормленые днями, а на бутылку ей надо, вынь и положь! Выпьет, повеселеет, оглянется вокруг – в доме грязь, немыто, не топлено. Хорошо, дети в интернате при школе живут. На рождественские каникулы приехали. Обнимают её, мамочка, родименькая не позорь нас, не пей больше. А Ксенья уже с собой не справляется. Понимает, что жить так нельзя, а по другому – не может.

Дело к Рождеству, в доме ни подарков, ни ёлки. Выбежала в сени, схватила веревку и давай к матице прилаживать. Повешусь, чтоб детей больше не позорить, думает. А сзади – Алёша: «Мамочка, ты что тут делаешь?» А Ксенья ему: «Качели лажу!» А Алеша ей отвечает «Какие качели мамочка, холодина в сенях». Стыдно стало Ксенье. Представила себя с вываленным синим языком. Вернулась в дом. Успокоилась она немного, хлебнула из заветной бутылочки и говорит: «Пойду я в лес дров привезу, в доме не полешка».

Заплакали Леночка с Алешкой: «Куда ты, на ночь глядя, смотри какой мороз заворачивает?» Но с подвыпившей бабой разве сладишь? Оделась Ксенья, взяла санки и топор и пошла к лесу. Остались дети в непроглядную тьму смотреть. Ветер в трубе воет, поднялась метель. Мороз крепчает.