Олег Беляев - Товарищу Сталину

– Егор, это ты?

– Я, я, – ответил он, спешно входя в дом.

Время было позднее, и дети уже легли спать, лишь Нина ждала мужа с работы.

– К своим заходил – сказал Егор, чтобы предотвратить расспросы. – Нин, дай чего-нибудь пожрать, а то я проголодался как собака.

Нина, молча уже собирала на стол, не дожидаясь распоряжений. Видя, в каком состоянии муж, она про себя молила только об одном, чтобы он не начал скандалить. Сняв мокрую и забрызганную грязью одежду, он надел тонкое нательное белье и в таком виде пришел на кухню. Открыв холодильник, Егор достал недопитую бутылку портвейна, искоса посмотрев на жену. Нина сделала вид, что не замечает его придирок, продолжала накрывать на стол.

– Как дела? – спросил Егор непослушным, словно живущим своей жизнью, языком от уже чрезмерно выпитого.

– Нормально…

– Нормально говоришь? А как успехи нашего обалдуя в школе?

– Егор, это твой сын. Кушай, а то остынет.

– Остынет, разогреешь, неси дневник, посмотрю, какие у вас дела нормальные.

– Егор, заниматься сыном нужно трезвым, а не в таком состоянии…

– А в каком я состоянии? – Перебил он жену, начиная как обычно задираться.

– Ты пьян…

– Да что ты говоришь? Вы что все сговорились, что ли? Тоже мне нашли алкоголика! Вы еще алкашей не видели.

Он встал, чтобы выйти из кухни, но Нина перегородила ему дорогу в дверях.

– Дай пройти.

– Не дам. Егор, не трогай сына, он спит. Ради Бога, прошу тебя!

– Да что вы все со своим Богом носитесь, – вскипел Егор, – что вы его постоянно вспоминаете? Пусть он лучше сделает, чтобы сын хорошо учился да человеком как его отец стал, об этом его попроси. Бога нет! – закричал Егор.

Он схватил бутылку со стола и, оттолкнув Нину, вышел в коридор. Сделав несколько жадных глотков, он закурил. Нащупав в темноте висевший на вешалке старый, драный тулуп, в котором он управлялся на дворе, накинул его на плечи и уселся на табурет.

За окном снова расплакалась осень, словно верная подружка не сдержалась при виде Нининых слез. Она стучала по крыше, порывами ветра барабанила в окна, стараясь разбудить у Егора хоть капельку сострадания и любви. Но трехсемерочный портвешок все сильней дурманил сознание, и в скорости, от педагогических способностей не осталось и следа. Егор провалился в забытье.

– Хозяева, открывайте! – Кричал кто-то со двора.

– Хозяева! – Удары в дверь становились все сильнее.

Егор сквозь сон услышал крики и стук, сразу не предав значения, полагая, что это сон. Но стук усиливался, казалось, что вот-вот дверь разлетится в щепки. Егор подскочил и отворил дверь. На пороге стояли люди, человек пять, тот, кто стучал, был одет в черную кожаную куртку, перетянутую ремнем. «Милиция…", – первой пронеслась мысль, значит все-таки выследили, уроды. Открыв двери, он оказался лицом к лицу с человеком, стоящим на крыльце. Хозяин словно действительно ничего не понимал, угрожающе взревел:

– В чем дело? – и обдал при этом стойким перегаром человека напротив. Тот, сделав шаг назад, измерив Егора взглядом. Затем, повернув голову в пол-оборота к остальным, сказал:

– Беднота…

Те, о чем-то перемолвились и зашуршали бумагами.

– В чем дело? – вновь недовольно повторил Егор.

– В чем дело?! – Переспросил человек в форме. – Дело серьезное, товарищ! Проспишься, приходи в штаб. – И сунул Егору какую- то бумажку.

В ответ Правдин кивнул и, совершенно ничего не понимая, прикрыл дверь. Чувствуя, что он еще сильно пьян, все списал на ночной кошмар. А потому, устроившись на своем табурете, снова провалился в глубокий сон. Проснулся он от того, что во рту пересохло, онемевший язык и затекшее тело не слушались хозяина. Голова трещала от чрезмерно выпитого и смешанного спиртного, а еще чувствовалась неловкость, и гадкий осадок на душе за вчерашнюю выходку. Егор поднял бутылку из-под портвейна и заглянул в горлышко. Из горлышка на него посмотрело донышко, «Значит бутылка пуста», – сделал он неутешительный вывод и отставил пустую тару в сторону. Поскольку осеннее утро моросило все тем же нескончаемым дождем, а впереди были выходные, он решил еще хоть немного поспать. Но сделать это все же лучше на кровати, как белый человек, а не как бомж в драном тулупе, сидя на табуретке. Открывая дверь из коридора в дом, ему показалось, что она словно обветшала за ночь, была как будто неродная.

Оклемаюсь, надо посмотреть, а то стыдно: вроде при руках еще, и такая дверь. Подумал он.

Пробираясь в сторону кухни, чтобы выпить воды, он решил не включать свет в коридоре, не желая будить спящих детей и жену. Из-за закрытых ставней в доме царила непроглядная темень, потому пробираться приходилось на ощупь. Лапая по стенам руками, он никак не мог понять, куда подевалась кухня.

– Чертовщина какая-то…

Прошептал он, пытаясь нащупать выключатель. Но на привычном месте его тоже не оказалось.

Странно, неужели я еще настолько пьян, что не могу разобраться в собственном доме…

– Егор, ты чего, не проспался что ли? Чего шебуршишь? Угомонись, а то детей побудишь.

– Нин, а ты чего делаешь в прихожей?

– Точно пьян, еще. В какой такой прихожей? С детьми на печке спала, пока ты со свой хмель в сенцах гонял. – Шепотом ответила жена.

– На какой печке? – с недоумением переспросил Егор.

– Слушай, угомонись, а то я не поленюсь, спущусь за скалкой.

В душе у Егора, не смотря на зверское похмелье, уже закипала и клокотала ярость. Что могло произойти за ночь? Отчего жена стала такой задиристой и властной? Но, вспомнив вчерашние выкрутасы, он в зародыше задавил желание немедленно разораться и только покорно спросил:

– Нин, а что вчера было-то? – Он уже сильно засомневался, действительно ли вчерашний день закончился так, как он это помнит.

– Ну вот, допился до зеленых чертиков, все позабывал. А я тебя предупреждала, окаянный, добром это не закончится! С Сашкой, куманьком своим, напились. Я его вчера скалкой-то огрела, дрянь такую. Разве не он чуть свет – заря тарабанил? Небось, приходил похмелиться. Ты ему передай, нет ему прощения, и скалкой я его еще отхожу. – Шептала Нина, еле сдерживая себя, готовая вот-вот сорваться в крик.

– А когда стучали? – Почему-то спросил обалдевший Егор, не помня в своей биографии родства с кумом Сашкой, а также факта вчерашней попойки и утреннем визите.

– Да вот, под утро уже…

В голове у Егора перемешалось почище, чем в доме Облонских. Он так же на ощупь стал пробираться на выход. Осторожно выйдя в коридор, он чуть было не закричал от увиденного: коридора, его прежнего коридора, не было, было что-то похожее на шалаш, крыша крыта соломой, стены обиты не струганными кривыми досками, щели между которыми были подоткнуты все той же соломой… Внутри похолодело. «Что же произошло? Что случилось? Неужели белая горячка? Да нет, я ведь не алкаш, ну бывает хватишь лишку, но так, чтобы до чертиков, прежде не было…» Медленно, как будто опасаясь удара по голове, пригнувшись, он вышел на улицу. Голова закружилась, отказываясь верить в происходящее.