Олег Беляев - Товарищу Сталину

А вы когда-нибудь умирали зимой в государственных интересах? Укрепляя своими костьми железнодорожные насыпи, а быть может, выстилали дно бесчисленных каналов, повышая содержание кальция в воде. Или ложились в топи болот, прокладывая дорогу к золотым приискам? Ведь государству так необходимо золото, чтобы сделать богатым и счастливым свой народ. Нет, не умирайте зимой, я прошу вас, ни одна государственная ценность не сравнится с ценностью вашей жизни. Знайте это.

Зима уже отступала, обнажая в проталинах бесконечное количество трупов. И словно в укор людям, солнце, снег и мороз украшали их хрустальными кружевами, провожая в последний путь. А оставшиеся в живых цеплялись за эти кружева, раня свои руки и души до самой крови.

Егора зима тоже изводила бездельем, он злился все время, вспоминая технику будущего. Сейчас бы вертушки, и любая, самая отдаленная деревня сгорела бы без необходимости даже заходить в нее, выпустили бы ракеты и дело с концом, а еще круче, напалом все залить, выжигая саму память о непокорных людях, мешающих строить сильное государство. Или явиться в ничего не ждущую занесенную снегом деревню на снегоходах, и пусть это будет непатриотично, лучше не на отечественном Буране, а на Ямахе и со словами: «Что, не ждали сволочи? "– перестрелять всех с калаша к чертовой матери. Его фантазии затмевали одна другую, в них были только смерть и унижение людей. За все это время он не вспомнил ни разу ни маму, ни брата, ни свою жену из будущей прошлой жизни, как, впрочем, не вспоминал он и нынешнюю семью. Его не беспокоило ничего, кроме великой идеи и преданности безумному делу.

Каждый теплый день только прибавлял лишних неприятностей для карателей. Организовавшись за зиму, партизаны не только умело противостояли спецотрядам, но и достаточно успешно потеснили их, взяв под контроль пятую часть надела. И все понятней становилось, что оставшимся силам не справиться. Но где взять пополнения, ведь лживые рапорты и отчеты убедили высшую власть практически о полном контроле и о буквально двух оставшихся в живых партизанах, причем одного безногого, а другого безрукого. Да с таким, как говорится, справиться, что в галифе оправиться.

К середине мая партизаны контролировали уже половину надела, а из девяти карательных отрядов осталось всего четыре, да и те были сильно потрепанные и уставшие. Они уже не стеснялись обвинений в трусости, отходили к границе надела, поближе к штабу, руководящему операцией. Чтобы хоть как-то скоординировать действия подчинявшихся отрядов, Красноконь приказал явиться командирам. Разожравший морду от безделья, с бравыми усами и вихрастым чубом, Красноконь сорвался отборным матом на командиров отрядов и своих подчиненных по штабу. Обвинения в трусости, в неумелом командовании, в политической близорукости, в тупости, в идиотизме и прочих слабостях сыпались как из рога изобилия. Боевые командиры сидели и получали по соплям, не имея возможности, а может и желания, возразить. Наслушавшись хамства и оскорблений, они были буквально выгнаны с заседания штаба с угрозами, что если за неделю не покончат с партизанами, то он их расстреляет за невыполнение приказа.

Однако, угрозам не суждено было сбыться, то ли там, на самом верху, прозрели, что их умело водят за нос, то ли кто-то стуканул об успехах Красноконя, неизвестно. Но в скорости в штаб нагрянула высокая военная и политическая инспекция. Масштабы лжи впечатлили инспекторов так, что уже через несколько часов весь штаб во главе с Красноконем был расстрелян. Бравый командир, требовавший беспощадно истреблять врагов, был сам истреблен как враг, обвиняемый в неумелом командовании, политической близорукости, предательстве, вредительстве и прочих неблаговидных поступках.

Очередной приказ явиться в штаб вывел Егора из себя, он, еще не оправившись от прежнего общения с руководителем операции, решил, что набьет морду Красноконю, если тот посмеет отпустить оскорбления в его адрес. Но подпись под приказом «…начальник штаба Слабоногов» ввела его в небольшое замешательство. Прежде всего, он вспомнил свою будущую прошлую жизнь. Серега Слабоногов был его армейским корешем, вместе они гоняли в самоход, а затем сидели на губе, да еще много всякого было, не время сейчас заниматься воспоминаниями. Кроме того, его интуиция подсказывала, что в штабе произошли какие-то изменения.

Прибыв по приказу, Егор не встретил ни одного знакомого лица, не было ни Красноконя, ни его заместителей. У входа в штаб стояла небольшая группа младших командиров, проходя мимо них, Правдин за спиной услышал обрывок разговора:

– Судя по шраму… это и есть Паленый… Суровый мужик!

– Говорят, очень толковый командир, – ответил другой на эту реплику.

Егору очень польстила его характеристика, а кличка совершенно не вызвала никакого возмущения и отвращения, тем более, что он знал о ее существовании уже давно. И все же он предпочитал, что бы все ему говорили в лицо, напрямую, тем более похвала – дело приятное. Доложить о своем прибытии Правдину необходимо было начальнику штаба, войдя в кабинет, Егор увидел Сергея Слабоногова, повинуясь какому-то инстинкту, он хотел было броситься в объятия, завалить сослуживца вопросами. Он даже уже сделал первые шаги, но, вспомнив Сашку, решил, что этот Слабоногов не из его жизни.

– Извините, товарищ командир, обознался, – оправдывая свои намерения, ответил Егор.

– Ничего, товарищ Правдин, зная о ваших трудах, я думаю, мы совсем скоро будем обниматься как старые друзья, делающие одно великое дело, – похлопав по плечу Егора, ответил Слабоногов.

«И голос точно такой же, неужели он ничего не помнит, "-подумал Егор. Очень трудно было осознать, что человек, стоящий перед тобой, которого ты знал, как облупленного, был совсем из другой жизни.

Заседание штаба проходило в жестком деловом ключе, до командиров было доведено решение военного трибунала в отношении Красноконя и его заместителей, впрочем, ни у кого сомнений по этому поводу не было, как и не было сожалений. Назначили врагом, расстреляли, все четко и по-военному. Затем было решено выслушать боевых командиров, как самых непосредственных исполнителей операции. Их предложения могли быть очень конструктивными и своеобразными. Командир одного из отрядов по фамилии Русаченок предложил простой и, на его взгляд, эффективный метод решения проблемы:

– Нужно согнать население близлежащих деревень в овраги и низины, потравить их всех газами, там же и зарыть. Их все равно не перевоспитать.

Правдина это предложение возмутило не столько своей жестокостью и цинизмом, сколько своей бесполезностью. Главная задача истребления партизан не решится. А травить леших в лесу – дело безнадежное, оттого и бессмысленное.