Алексей Митрофанов - Невский проспект. Прогулки по Санкт-Петербургу

Действительно, Невский проспект довольно часто называли «улицей веротерпимости».

* * *

1862 год – новое изобретение, конка. Никого, разумеется, не удивляет, что «Акционерное общество конно-железных дорог» начинает свою деятельность именно с Невского. Темно-синие вагончики с империалом, запряженные парой уставших лошадей, еще доступнее омнибусов: проезд всего лишь 5 копеек (на империале еще меньше – 3 копейки). Справедливости ради, однако же, оговорюсь – конка была транспорт внутригородской, в то время как омнибус был еще и транспорт загородный – доезжал до таких отдаленных окрестностей, как село Александровское и Полюстрово.

Правила пользования довольно строгие: «В предупреждение несчастных случаев господа пассажиры приглашаются входить и выходить из вагона только на местах остановки или тихого хода вагонов, причем соскакивать нужно обязательно по направлению вагона».

1883 год – замена газового освещения на электрическое. На проспекте появляются 32 электрических фонаря. Радость неописуемая – ночью здесь становится почти так же светло, как днем.

Вместе с тем Невский проспект становится центром литературной жизни города. Чернышевский пишет: «Теперь хочу и нет идти к Беллизару… Его книжный магазин, как и все книжные магазины и публичная библиотека, недалеко от нас, версты не будет. Все книжные магазины сбиты между началом Невского и Аничковым мостом (верста, может быть) на Невском».

Не удивительно, что многие российские поэты и писатели живут именно здесь, а если не живут, то уж бывают очень часто. И воспевают его в прозе и стихах. При этом воспевают с грустью и трагизмом – легкомысленность в литературе потихонечку приелась, жизнь – штука несправедливая, богатым хорошо, а бедным плохо, вновь поднялись цены в Гостином дворе.

Писатель более не восхищается бурлящим ритмом Невского проспекта. Тот самый ритм он описывает нехотя и нарочито вяло. Вот, например, из Салтыкова-Щедрина: «День стоял серый, не холодный, но с легким морозцем, один из тех дней, когда Невский, около трех часов, гудит народом. Слышалось бряцание палашей, шарканье калош, постукивание палок. Пест-рая говорящая толпа наполняла тротуар солнечной стороны, сгущаясь около особенно бойких мест и постепенно редея по мере приближения к Аничкину мосту… Деловой люд не показывался или жался к стенам домов. Напротив, гулящий люд шел вольно, целыми шеренгами и партиями, заложив руки в карманы и занимая всю середину тротуара… Перед магазином эстампов остановилась целая толпа и глядела на эстамп, изображавший девицу с поднятой до колен рубашкою; внизу эстампа было подписано: „L’oiseau s’est envol“ („Улетевшая птичка“. – АМ). Из ресторана Доминика выходили полинялые личности, жертвы страсти к бильярду и к желудочной… Посередине улицы царствовала сумятица в полном смысле этого слова. Кареты, сани, дилижансы, железнодорожные вагоны – все это появлялось и исчезало, как в сонном видении. В самом разгаре суматохи, рискуя передавить пешеходов, мчались на тысячных рысаках молодые люди, обгоняя кокоток, которых коляски и соболя зажигали неугасимое пламя зависти в сердцах „наших дам“. Газ в магазинах еще не зажигался…»

Схожее недовольство Невским можно встретить и в стихах:

(П. Вейнберг)

Впрочем, в конце стихотворения поставлена разгадка авторского неприятия:

Николай Некрасов в повести «Жизнь Александры Ивановны» противопоставляет жизнь Невского жизни более бедных кварталов: «Весна, весна!.. ты в Петербурге… не перестаешь быть сырою, грязною, вредною и совершенно лишенною жизни… Не знаю, известно ли читателям, что в Петербурге, кроме многих известных чудес, которыми он славится, есть еще чудо, которое заключается в том, что в одно и то же время в разных частях его можно встретить времена года совершенно различные. Когда в центре Петербурга нет уже и признаков снегу, когда по Невскому беспрестанно носятся летние экипажи, а по тротуарам его, сухим и гладким, толпами прогуливаются обрадованные жители и жительницы столицы в легких изящных нарядах, – тогда в другом конце Петербурга, на Выборгской стороне, царствует совершенная зима. Снег довольно толстым слоем лежит еще на мостовых; природа смотрит пасмурно и подозрительно; жители выходят на улицу не иначе, как закутавшись в меховую одежду. Здания пасмурны и туманны… О, как далеко Выборгской стороне до Невского проспекта!»

А Иван Сергеевич Тургенев пишет о своем творческом плане: «О Невском проспекте, его посетителях, их физиономиях, об омнибусах, разговорах в них и т.д.»

Можно лишь себе представить, как бы выглядели очерки Тургенева, если бы он до них все же добрался.

Впрочем, и в тот период попадаются заметки, практически свободные от социальной составляющей. К примеру, Гончаров описывает Невский в повести «Счастливая ошибка»: «Посмотрите зимой в сумерки на улицу: свет борется со тьмою; иногда крупный снег вступает в посредничество, угождая свету своею белизною и увеличивая мрак своим облаком. Но человек остается праздным свидетелем этой борьбы: он приумолкает, приостанавливается; нет движения; улица пуста; домы, как великаны, притаились во тьме; нигде ни огонька; все предметы смешались в каком-то неопределенном цвете; ничто не нарушает безмолвия, ни одна карета не простучит по мостовой: только сани, как будто украдкою, продолжают сновать вечную основу по Невскому проспекту».

Но это все-таки скорее исключение из правила.

* * *

В 1888 году на Невском случилась настоящая сенсация. Здесь начал действовать первый в России торговый автомат. Фирма «Жорж Борман» установила «автоматический аппарат для продажи плиток шоколада». Плитка стоила 15 копеек, аппарат пользовался ажиотажем у столичных жителей, но дальнейшего развития эта практика не получила. Отчасти из-за щедрости российских обывателей. Находилось множество охотников «отблагодарить» такую умную машину. В отверстие для пятиалтынных они просовывали рублевые и трехрублевые кредитки, от чего автомат каждый раз выходил из строя и требовал серьезного ремонта.

В 1896 году на Невском проспекте был открыт первый в нашей стране кинотеатр. Сохранилось описание этого заведения: «Вот гаснет электрический свет, в зале слышится шипение синематографа, и на экране, перед глазами зрителей действительно появляется движущаяся фотография целого факта… Из ряда картин, которые нам случилось видеть, лучшими мы можем отметить: подход поезда, ссора двух мужчин и их борьба, игра в карты, выход рабочих с фабрики Люмьера, ссора детей и акробат, играющий с лентой».