Сабит Алиев - Долгая дорога домой

– Понимаю. Ты что-то помнишь из той жизни, имею в виду, из жизни, проведенной в России?

– Помню только снег, очень много снега. Помню, как он хрустит, когда наступаешь на него, помню сильные морозы и яркое солнце зимой. Люблю, когда все покрыто белым-белым снегом. Снежинки летают по всему городу. Они падают и падают. А в свете уличных фонарей они блестят как бриллианты. А еще всегда открывала рот и ловила их губами. Какая красота!!! Словами не передать, это нужно видеть самому.

Она вздохнула, ощутив одновременно радость и грусть – ведь это все уже осталось в прошлом.

– Ты знаешь, – продолжала вспоминать Сабина, – когда дома невысокие, можно видеть их крыши, покрытые хрустально чистым снегом. Он так блестит, что отражает свет луны. У меня ощущение, что в каждом таком доме вокруг печки собралась семья, и вот-вот подадут чай.

Представляю; отец смотрит телевизор, а дети шумно играют вокруг него, дразнят друг друга, и он каждые пять минут говорит им: «Тише, тише, из-за вас я ничего не слышу». А все дети балуются, и успокоить их невозможно…

– Ты так красиво все описала, рассказывай дальше, не останавливайся. Плиз…

– Знаешь, что самое обидное?

– Нет, не знаю, но очень хочу узнать.

– В детстве мы не ценим те моменты, которые переживаем. Моменты чуда, радости, непринужденности. Практически все дети думают, что их родители будут с ними вечно, а они сами не вырастут, навсегда останутся детьми, и ничего не изменится. Даже когда мы болели, всегда радовались этому, представляешь? А кем были для нас родители?

Орхан пожал плечами и смущенно пробормотал:

– Я не помню…

– А я помню, что в то время папа для меня был настоящим героем, а мама – ангелом. И они остались для меня такими же. Отец – моя защита, опора и, конечно, авторитет. А мама – смысл моей жизни. Для тебя родители такие же?

– Да, да, конечно… – он принялся сосредоточенно пить чай.

– Будучи ещё девчонкой, поняла, что наши мамы – это наши помощники, ангелы-хранители, данные Богом. Вспомни, кто был рядом с тобой, когда ты достигал чего-либо? – продолжала Сабина. – Допустим, первые шаги, первое слово, сказанное тобой? У меня была подруга, её мама умерла при родах, и её воспитанием занималась бабушка. Так вот, однажды мы катались вдвоем со снежной горки и обе одновременно упали. Знаешь, что крикнула я, а что она?

– Что? – с интересом спросил он.

– Я крикнула «ой, мама», а она крикнула «о, Боже». Представляешь…

– Надо же, ты такие вещи запомнила…

– А когда я ложилась спать раньше обычного, мама начинала ходить вокруг меня и допрашивать, что со мною, почему легла раньше времени, может быть, чем-то расстроена? Может, врача вызвать? Они чувствуют тревогу за своего ребенка. Разве не они носят нас под сердцем в течение девяти месяцев, а потом днями и ночами напролет находятся рядом с нами, и у них практически нет времени на собственный сон. Они жертвуют всем ради нас. И после всего этого разве мать не может быть самым главным человеком в твоей жизни?

– Может. Но у меня не такая память, как у тебя, – вздохнув, сказал Орхан. – Вы, женщины, устроены по-другому, вы ко всему относитесь не так, как мы. Находите причины, чтобы все усложнить в своей жизни. А мы, мужчины, – он самодовольно выпрямился и продолжил, – мы все упрощаем. Для нас все ясно, как дважды два.

– Конечно! Это, наверно, от того, что в вас больше уверенности.

– Может быть.

– Да, конечно, для вас всегда все просто. Вы вообще по природе своей другие, я бы сказала даже – своего рода разрушители.

– Кто? – переспросил он, по привычке подняв брови. – Разрушители?

– Разве не вы ходите на охоту, чтобы убивать зверя? Разве не вы ходите на рыбалку? А леса? Кто их рубит?

– Ну, не я точно! Охоту не люблю, рыбалка требует терпения, а у меня его нет. А лес? Там, где я живу, его и в помине нет.

– Ты у меня исключение, любимый. Речь не о тебе, я говорю в целом. Подавляющее большинство мужчин – именно такие.

Он с нарочитым облегчением выдохнул.

– Позволь, я вернусь к разговору о родителях …Давно хочу у тебя спросить, почему ты рассказываешь только о маме, а про брата, отца ничего не говоришь. У тебя и бабушка есть!

Лицо Орхана помрачнело.

– Брат живёт в Москве. Почти три года не виделись, он не звонит и не пишет мне. Отец врач, ну бабушка совсем старая… Что интересного?

– Но почему ты не видишься с братом? Он обиделся на что-то?

– Было бы на что… Три года назад вернулся к нам на несколько дней и уехал. Решил перевоспитывать меня. Не вышло. С тех пор я его не видел. Он своеобразный человек. Хочет, чтобы все было, как он желает.

– Чем он занимается в Москве?

– Не знаю, по всей видимости, ничем. Разгильдяй. Нам не помогает.

– Ты не хочешь сам позвонить ему, найти его и объяснить, что так жить нельзя. Ведь ты старший брат, и кто, как не ты, вправит ему мозги и поставит на место?

– Я не буду этим заниматься! – резко сказал Орхан. – На мой взгляд, ему просто не хватает силы воли.

– А на мой взгляд, ты должен этим заняться. Отец всегда говорит, что Москва страшный город… Может, ему негде жить в Москве, и он бомжует?

– Может, это его призвание…

– Орхан, не смейся! Он все-таки твой брат, и ты должен ему помочь, хотя бы своими советами… Может, он нуждается в твоей поддержке?

– Кому я должен, всем прощаю! – громко расхохотался Орхан.

– Ты чего? – удивилась она. – Что тебя рассмешило?

От смеха у него текли слезы, говорил он с трудом.

– Прощаю… тебе все…, – он опять расхохотался. – Это было бесподобно.

Смех немного отпустил его, и он заметил, как Сабина широко раскрытыми глазами глядит на него в полном недоумении.

– Да уж, ты меня удивил…

– Ты меня тоже. Давай сменим тему, хорошо?

– Придётся, – неохотно согласилась она и добавила: – Подумай о том, что он тебе не чужой человек.

– Подумаю… – ответил Орхан зевая. – Давай спать, – он скрестил руки на груди и, устроившись на мягком подголовнике, заснул.

Они стояли на границе. На плече у Сабины висела маленькая сумка, большую дорожную она держала в руке. Орхан стоял рядом, вполоборота, опираясь на свою дорожную сумку.

– Ты на меня сердишься?

– Нет, – отвечает он, выпрямляя спину.

– Честно?

– Немного, – сказал он, снимая руку с сумки.

– Нуууу… – заныла она. – Нельзя на меня сердиться! Я хорошая!

– Самодовольная женщина! Кажется, все женщины так думают о себе…

Покачав головой, он повел взглядом вокруг себя, в поисках кого-то.

– Как? – переспросила Сабина

– Что каждая умная, хорошая и красивая…

– А ты не согласен?

– Мне все равно, – ответил он, нахмурившись. – Главное – то, что я сам думаю о них.

На его губах появляется хитрая улыбка.