Елена Четвертушкина - Капустинка

– Что ты?.. – оборачивалась бабушка Та.

– Здороваюсь, – говорил мальчик, и бабушка одобрительно кивала.

В глубине леса землю покрывал толстый слой когда-то опавшей хвои, да изредка зеленел вороний глаз, вероника и хвощ, похожий на дымок от сырых дров. На старые стволы, до самого неба вознесшие многотонную гущину крон, кое-где снизу наполз серебристо-зеленый лишайник; иногда ему даже удавалось вскарабкаться на нижние ветви, и тогда казалось, что дерево поросло голубоватым мхом, а листьев или хвои на таких ветках не было вовсе.

…Однажды они пробирались по широкой просеке, поросшей молодыми березками, и мальчик вдруг увидел, как вылетел из дальнего тумана и долго – так долго! – летел им навстречу кто-то огромный, пёстрый, мощнокрылатый, распахнутый почти во всю ширину просеки. Мальчик совсем было приготовился испугаться, но этот резко и неожиданно взмыл ввысь, и исчез в корзинном переплетении сосново-еловых лап.

– Пи-и-у… Пи-иу-пиу-у-у… – раздалось сверху, тоскливо, скучливо, но в то же время чуточку с вызовом.

– Ястреб-тетеревятник, – сказала бабушка с удовольствием, – гнездо у них на верхушке старой елки, как раз рядом с нами, по дороге к оврагам…

…Иногда мальчику снились сны. Но он обычно не мог припомнить, что именно снилось, даже если просыпался в слезах, или с температурой, что изредка случалось. Тогда бабушка поила его травяным чаем, спрашивала – ну что ты, что ты… плохое что-то привиделось, а?.. Ничего, молитовку прочту сейчас, и повторяй за мной : Господи, живый в помощи … убереги от страха ночного, и вещи, во сне приходящия … и спокойно заснешь, страхов больше не будет.

Он послушно повторял, размазывая слезы по лицу и утыкаясь в пуховый платок, который накидывала бабушка, если приходилось вставать ночью. Он действительно ничего не помнил, и не понимал ничего – какое-то лицо, как будто знакомое, но очень грустное и встревоженное, и голос, который говорил… что-то говорил… звал, может быть? – нет, не вспомнить… Но молитовка помогала, слезы уходили; мальчик выныривал из платка, и видел задернутое шторой окошко, белый угол печки, ходики на стене, мирно отстукивающие секунды.

– Бабушка, а почему часики такие старенькие?

– Так ходили-то сколько! Вот и пообносились в дороге… Высохли слёзки-то? – спать давай; завтра с утра нам с тобой в лес, за шишками – самовар будем ставить, а то уж он, поди, соскучился, – чего-то всё мы с тобой с чайником да с чайником…

– К Бобровой плотине пойдем?!

– Нет, к плотине как-нибудь потом, там всё больше ели, сосновой шишки мало. А завтра за шишками. И я тебе волшебное дерево покажу…

Бабушка крепко прижимала мальчика к себе, гладила по голове, крестила и напевала колыбельную высоким, тихоньким, но чистым голосом:

– …Баю-баюшки-баю,

Спи, я песенку спою.

В няньки я тебе взяла

Ветер, солнце и орла.

Улетел орел домой,

Солнце скрылось за горой.

Ветер после трех ночей

Мчится к матери своей…

Ветра спрашивает мать:

– Где изволил ночевать?

То ли волны все гонял,

То ли звезды все считал?

– Не гонял я волн морских,

Звезд не трогал голубых.

Я ведь мальчика качал,

Колыбельку охранял…

И мальчик засыпал, уже спокойно и до утра.

На следующий день он проснулся рано, потому что всё свербело в голове, какое такое чудо-дерево покажет бабушка?

А она с утра, как назло, долго искала специальную корзину для шишек, потом мальчиковы ботинки, которые, как нарочно, разбежались ещё с вечера по всей прихожей, и упрятались, кто под лавку, кто в тумбочку; потом искали бабушкины очки; потом ещё что-то совершенно необходимое и нужное потерялось… Когда стало почти ясно, что так сегодня никто и никуда не пойдёт, и мальчик совсем было наладился взвыть протестующе (ну, в самом-то деле, а?!), и даже слезы приготовился нашмыгать, чтоб уж наверняка, – тут бабушка вдруг скомандовала выход, и громко щелкнула за спиной мальчика норовистым дверным замком. Сад, махнув на прощанье ветками почти доспевшей желтой сливы, остался позади, а под ноги стремительной ящеркой скользнула веселая луговая тропка.

…Сколько мальчик себя помнил, у них с бабушкой на Капустинке всегда стояло лето. Вроде бы он знал, что так не бывает, но бабушка говорила – он просто маленький, и многого не помнит, а мальчик верил. Они часто уходили в луга, то за травами, то за ежевикой, то просто так; и сейчас вот шли через хорошо знакомую ромашковую поляну. За ней видна была полоса недалекого леса, цвета старого мха; в синем-синем небе толпились волны белопенных облаков. Мальчик смотрел, как взлетают из-под ног кузнечики, один за другим, а потом вдруг – птица; тогда он раскинул руки и побежал, ему казалось – с каждым шагом-прыжком он поднимается над удивленной травой всё выше, все увереннее, и вот-вот сейчас ноги совсем оторвутся от земли, уже окончательно победив, как птица, все страхи, все законы привязанности ко всему, кроме неба и простора… Но ноги заплелись в подмареннике, и он упал, хохоча, в душистую траву, и закричал:

– Бабушка-а!.. Ты видела, я летел! Я летал, ты видела?..

Радуясь и ласковому дню, и долгожданному походу, он начал прыгать, как жеребенок, а бабушка улыбалась. Но когда он как-то особо расшалился, топая, пыля и танцуя по мускулистой плоти тропинки, и попытался пяткой вбить в неё горбатый камешек, бабушка вдруг сказала строго:

– А вот этого не надо, не тупоти по земле!

– Почему? – удивился мальчик.

– Да потому что она тоже живая. Тебе бы понравилось, если бы тебе по голове стучали? – вот и не тупоти… – мальчик притих удивленно, и больше уже не топал, только вглядывался пристально в ямки и бугорки под ногами.

– Всё живое, – наставляла бабушка Та, – всё, что Господь создал: цветок, травка, дерево, зверек, человек. Мы вот с тобой давеча вокруг яблони с топором ходили – помнишь?

– Ага! – соглашался мальчик. В начале лета заболела яблоня-анисовка: листья покоричневели и начали скручиваться, маленькие ещё зеленые яблочки попадали, и бабушка, повздыхав, сказала:

– Ну… старенькая она совсем. Тут либо вырубать, либо с топором вокруг походить.

И походила, что-то сердитое шепча под нос, но ничего не объяснила. А теперь сказала:

– Мы тут, на Земле, все одной крови, Божьей. И понимаем друг друга. Вот, расскажу тебе… На далеких Соломоновых островах живет племя дикарей. Так вот они, собираясь расчистить новые участки под поля, не вырубают деревья, – они, представь, просто собираются всем племенем, и долго ругаются на них. И деревья начинают чахнуть, и гибнут… Был такой в Америке ботаник, Лютер Бёрбанк; он выводил новые сорта растений – скороспелые сливы, картофель морозостойкий… А знаешь, как он этого добивался? – просто разговаривал с растениями, объяснял, чего он от них хочет. И получал замечательные результаты, до сих пор некоторые виды носят его имя. Это не сказки, это – факт, и не волшебство никакое, – так Господь устроил, понимаешь, ведь в начале было Слово … Впрочем, успеешь ещё понять…