Александра Миронова - Танго смертельной любви

Она медленно и осторожно достала из тугой прически шпильки. Тяжелые волосы рухнули на спину. Моника тихонько застонала. Разливаясь по плечами, волосы выпрямляли корни, вызывая прилив крови к голове и принося удовольствие.

– Добрый вечер, мистер Смит, – тихо прошептала она, постаравшись вложить в голос нежность и таинственность. – Простите, я немного задержалась. Дадите мне еще одну минуту? – Она улыбнулась своему визави.

Повернувшись к столику, на котором стояло шампанское, Моника выдвинула верхний ящик, достав из него ярко-красную помаду и зеркало в серебряной рамке. Медленно, очень тщательно, покрывая каждый миллиметр, накрасила губы. Посмотрев в зеркало, поправила волосы – она осталась довольна увиденным. Красный цвет полностью преобразил ее.

Вместо аскетичной фермерской жены зеркало отразило розу, раскрывшую лепестки на полную мощь за несколько мгновений до того, как обрушить их на землю, сдаваясь под натиском неизбежности. Недавно срезанную в с любовью взращенном саду, с подсохшей росой и полностью раскрывшимся ароматом. Терпким, зрелым, стойким. Моника улыбнулась красивой женщине в зеркале и повернулась к мистеру Смиту.

– Ну вот, я готова. Надеюсь, не заставила вас ждать?

Привычным движением она открыла бутылку с шампанским и разлила его по бокалам, затем медленно подошла к мистеру Смиту, лежавшему в самом дорогом гробу из ее коллекции. Красное дерево, обжигающе-белый атлас с серебристым отливом. Вставив бокал в окоченевшие руки, салютовала ему:

– За нас!

Женщина внимательным взглядом окинула своего клиента, семидесятидевятилетнего директора налоговой конторы. Умер вчера от сердечной недостаточности. Обмыт, одет и доставлен сыновьями, едва ли не танцующими от радости, что папаша-скряга наконец-то отошел на тот свет, оставив им солидное состояние. Она с трудом уговорила их потратиться на дорогой гроб. Сами они остановили выбор на самом простом и дешевом, но Моника настояла. Когда нужно, она умела быть убедительной. И теперь считала, что мистер Смит должен ей по гроб жизни, в прямом смысле этого слова.

Ну, хорошо, что может предложить ей старый скупердяй?

Моника на секунду прикрыла глаза и начала импровизировать:

– Милый, не стоило так сильно ревновать. Это всего лишь курьер, который просто принес цветы. От кого? Я не знаю, там не было подписи, ты же сам видел эту карточку. «Самой красивой женщине на свете». Да, мне, а ты что, сомневался?

Сделав большой глоток шампанского, Моника села на стульчик на колесиках, стоявший возле гроба безмолвного мистера Смита. Поправила бокал в его руках.

– Смотри, к чему это все привело? Теперь ты даже глоток шампанского не можешь сделать. И чего ради, вот скажи мне?

Круто развернувшись на стуле, она отъехала от своего собеседника на два метра и дотянулась до металлической тумбочки на колесиках. Из верхнего ящика достала кофр с профессиональным гримом. Поставив его на колени, вернулась назад. Внимательно посмотрела на почившего в бозе налоговика и вздохнула:

– Ну что ты молчишь? Скажи уже что-нибудь! Да, тебе не повезло, ты женился на красивой молодой женщине, которая волнует мужчин. Но я бы на твоем месте этим фактом просто гордилась.

Моника открыла кофр, достала тонкую кисточку и одну из баночек с темным тональным кремом. Аккуратно обмакнув кисточку в грим, она пододвинулась к мистеру Смиту и провела первую линию на застывшем лице. Линия избороздила мраморно-холодный лоб, и на секунду показалось, что мистер Смит действительно сердится.

– Я и подумать не могла, что тебя это так сильно расстроит!

Капля искусственных слез покатилась из правого глаза мистера Смита. Моника достала салфетку и аккуратно промокнула ее, увлажняя щеку.

– Ну что ты, милый, не плачь, не надо. Слезы – это признак слабости мужчины. Вот Карл…

Она осеклась, Карл не имел никакого отношения ко всему происходящему здесь и не должен иметь. Ловкими привычными движениями она растушевала по увлажненной щеке тональный крем телесного оттенка, моментально скрывший мертвенную синеву щек почтенного мистера Смита.

– Вообще-то это мне стоило тебя ревновать! Почему? И у тебя еще хватает наглости спрашивать?

Одним глотком она осушила свой бокал до дна и бросила взгляд на бокал мистера Смита, в котором крошечные пузырьки все еще продолжали всплывать на нежно-розовую поверхность. Нет, не стоит.

Один бокал, этого вполне достаточно. Она потянулась к кофру и достала помаду телесного оттенка. Выбрала самую тонкую кисточку и принялась наносить пигмент на губы покойника.

– А вот почему! – Моника даже повысила голос, входя в образ. – Да на тебе помада, которую ты даже не потрудился стереть!

Моника замолчала, таким образом обдав волной презрения своего неразговорчивого собеседника. Выдернула бокал из рук мистера Смита и сделала большой глоток. Встала, от возмущения у нее дрожали руки, да так, что она чуть не выронила драгоценный бокал.

– Ты этого просто не стоишь. Пусть тебя сожрут черви за все твои грехи!

С этими словами Моника допила оставшееся шампанское и закончила свою работу. Через две минуты в мастерской не осталось и следа от пиршества. Лишь мистер Смит, суровый, как и при жизни, неодобрительно взирал на закрытую за Моникой дверь.

Поднимаясь по ступенькам, она вспомнила, что не собрала волосы в пучок. Решила это сделать на ходу, но шпильки выскользнули и упали на пол. Моника попыталась их поймать, корзинка с бутылкой и бокалами выпала из рук, раздался грохот, за которым Моника не услышала, как хлопнула внутренняя дверь, ведущая из столовой дома в ее офис.

Собрав последствия катастрофы и поворачивая на очередном вираже, Моника наткнулась на собственного мужа, державшего в руках золотую медаль Олимпийских игр – след былого величия. Она остолбенела, но Карл был удивлен не менее ее. Он смотрел на почти забытую, но такую родную женщину. Светлые волосы закрыли строгое унылое платье, укутав ее в пшеничные шелка. Губы, сохранившие след красной помады, припухли от попыток ее стереть и стали яркими от въевшихся пигментов. После выяснения отношений с мистером Смитом на щеках все еще розовел румянец, словно в мастерской она общалась не с покойником, а с голландским живописцем, волшебным образом превратившим ее лицо в старинную картину, на которой целомудрие скрывает под собой страсть.

Карл сделал шаг вперед и провел рукой по волосам Моники.

– Ты ведь позаботишься о ней? – все, что он сумел выдавить из себя перед тем, как привлечь к себе жену и поцеловать. Впервые за последние двадцать пять лет.

Эльза вышла из дома, натянула капюшон на голову и переступила границу ночи. Дождь ее совсем не беспокоил, он уже стал неотъемлемой частью жизни. В темноте благодаря кошачьему зрению она ориентировалась прекрасно. Единственной ее тревогой оставался Коротышка. За недолгий срок в тюрьме в нем что-то надломилось. Он всегда был слабее ее, она это знала. Но все же мужское начало в нем присутствовало, отчего девушки всегда слетались к нему, как пчелы на сладкую патоку, что лишь умиляло Эльзу.