Рутен Колленс - Светорожденные. Предвестники бури

– Вот, например, на Земле нынче нет ни марунов, ни нежити. Все гардвики – люди, у них у всех есть одна голова на плечах, руки, которыми они трудятся, воплощая в реальность свои самые смелые желания, кровь, что неустанно бежит по их телу. У каждого из них есть сердце и душа. В чем же тогда различие? Только в том, как они видят мир. Мы в этом похожи на них. Ты видишь мир в свете, алакс – во тьме, ведь она роднее его сердцу.

– У него нет сердца, – прошипела Элин, – он – чудовище.

– Рано или поздно алакс раскается в содеянном, – спокойно продолжал Юлий, немного раздосадованный столь резкими словами своей подопечной. В давние дни, когда волшебница еще не существовала в его жизни, он считал себя частью старого Эйлиса и был одним из самых правильных гардвиков, кажется, чуть ли не всей Руны. Ни веря в Создателя, ни посещая ни один божественный храм и не состоя ни в одной святой конфессии, он знал наизусть все законы, когда-либо написанные Мудрыми, и верно соблюдал каждый из них. Для Юлия слово Совета было превыше всего, и когда из их септимской цитадели во все грады Руны белыми сенмурвами были присланы весточки о том, что ныне все алаксы должны беспрекословно склонить головы перед единственным владыкой всея земель, каждый житель Руны заподозрил неладное, кроме него. Когда приказом Мудрых все мертвые души начали отправляться не к зеркалу Переходов, чтобы переродится, а в Дарк, гардвики впервые в истории воспротивились их слову. Юлий продолжал верить Совету и стыдил народ за его неверность. И он бы держался своей стези, если бы не Элин. Вернувшись с запада, девушка во всех красках поведала ему то, что видела своими глазами. Пламенным речам волшебницы не поверил бы только дурак. Вера Септимуса канула в лету, но он, все же, продолжал придерживаться законам старого Совета, которые кроме всего прочего говорили, что любое существо мидгарда способно осознать свои ошибки и раскаяться. Элин считала это пустословием.

– Молвят, что на прошлом закате пал Ольтекран, – сказала волшебница, и бросила щепотку тимьяна в котел. Вязкое месиво приобрело темно-зеленую окраску. – Тысячи мертвых, Юлий, тысячи. Ты представляешь, сколько сейчас душ столпилось над Галадеф? И каждая хочет переродиться! – Элин жалостно посмотрела на Юлия. Он молчал. – Что со мной не так? Я ведь должна чувствовать в себе что-угодно (сострадание, боязнь, беспомощность), но не жажду убить весь предательский Совет, превратившийся в марионетку алакса, и самого алакса за все то, что он сделал с той Руной, которую я даже не помню. Я, кажется, превращаюсь в него. Неужели все волшебники такие? Если так, то я хочу отречься от своего дара. Не хочу стать такой же. Я боюсь, что при первой же возможности я сорвусь и начну убивать.

– Только ты решаешь на какой стороне тебе быть, Элин, – сказал он, опуская руку на ее плечо. – Только ты.

Звон разбивающего стекла отвлек обоих. Хрустальные осколки снегом рассыпались по земле, голубая жидкость с крошечными кусочками корня одолень-травы озером покрыла каменный пол. Ехидно улыбаясь и прожевывая хихиканья и насмешки, мандрагора спряталась головой в горшок.

– Ну вот! – всплеснула руками целительница. – Мандрагорка опрокинула настойку Сомии ! Зачем мы только держим их и столько снотворного на кухне? – девушка подошла к растению и переставила его к окну, подальше от полки с настойками. Мандрагора начала урчать и попыталась бросить в волшебницу землей.

– А ну-ка, тсс! – рявкнула Элин. Растение хмыкнуло, пробормотало пакости и успокоилось. – Будет свободное время – перенесу все в чулан. Сомии здесь делать нечего, – девушка подозвала метлу-уборщицу, и та начала сметать все в крошечный летающий совок.

Котел остыл. Элин взмахнула руками и зелье перелилось в склянки. Юлий закрыл их крышками, и, уложив на поднос, отправился по делам. Элин осталась одна.

– Я решила на какой стороне буду сражаться! – воскликнула девушка, одарив радостным голосом тишину, скидывая халат лекаря и вешая его на крючковатую вешалку. – Я хочу стать сильнее! Я должна научится управлять магией. Куда мне надобно идти для этого? – Элин на туну задумалась. – Пожалуй, пойду в библиотеку.

Обыкновенный дом, снаружи ничем не примечательный, такой же, как и у всех. Стены были вымощены из красного кирпича, крыша уложена желтеющей соломой, огромные круглые горшки с цветами стояли у покосившихся на бок деревянных дверей, открытых нараспашку, желтые одуванчики усеивали полянку у окон, словно звезды зеленого неба. Волшебница стояла на каменной тропинке, бегущей от самых дверей через эти небесные берега к раскинувшейся впереди мощенной дороги, спрятанной под тенью вековых дубов и берез, и любовалась золотым сечением огненного илиуса. Бабочки с прозрачными крыльями порхали над ее головой, веселые ундины с огромными рыбьими хвостами, облюбовав крошечный пруд по правую сторону дома, плескались в воде и осыпали водяным градом берега; десятки белых зайцев, размером с дикого кабана, заполонили сад по левую сторону. Попав в земли Дакоты, скучающие от жизни без крупных плотоядных хищников, зайцы расплодились, да так, что стали настоящим несчастьем для жителей востока.

– А ну хватит грызть мою тыкву! – прикрикнула волшебница, отправила нескольких парить над землей, а затем запустила их в багровые кущи. Все было без толку. Толстые и неуклюжие, к тому же совсем не умеющие боятся, они снова вернулись на грядки. Элин недовольно фыркнула и прикусила губу. Схватила одного за уши, попыталась оттащить, но он оказался непосильной ношей.

– Их отсюда не прогнать, – заметил крошечный старичок, ростом в четверть сажень, сидящий на крыльце. Со стороны он мог показаться тряпичной куклой с огромными кошачьими ушами. Серая бородка доставала до его круглого живота, завивалась и была словно живая. Лицо сморщенное, темное, с крошечными черными глазками-бусинками, нос расплющен, а губы настолько малы, что, казалось, их вовсе нет. Одежды на нем почти не было, волосатое тело прикрывали веточки и листья, а голову – соломенная шляпка. Встав, домовой с трудом преодолел огромные человеческие ступени и, горбатясь, направился в сторону волшебницы.

Нечисть давно стала частью Междумирья, как и темная нежить. Элин, как и все, умеющие читать магию и напитавшиеся ею, видела духов. Духи заполонили Эйлис еще во времена первого Слияния, и, остались здесь, облюбовав сей мидгард, как свой родной дом. Духи селились бок обок с живыми, или прятались в глухих лесах, боясь показаться на глаза, были везде и всюду – только глухой и незрячий мог бы их не заметить.

– Им нравится наш дом, хозяйка, – продолжил старичок, отмахиваясь от огромных бабочек, слетевшихся к нему со всех сторон.