Владимир Сорокин - День опричника

– Довольно. Чей дом в последний раз горел?

– Княгини Бобринской.

– Почему этот рифмоплет называет русскую княгиню маркизой?

– Не ведаю, Государь… Вероятно, из ненависти к России.

– Ясно. Теперь скажи честно: ты этот дом нарочно поджег?

Замирает граф, словно змеей укушенный. Опускает рысьи глаза свои. Молчит.

– Я тебя спрашиваю – ты дом сей поджег?

Вздыхает тяжко граф:

– Врать не смею вам, Государь. Поджег.

Молчит Государь. Потом молвит:

– Пороку твоему я не судья – каждый из нас перед Богом за себя в ответе. А вот поджога я тебе не прощу. Пшел вон!

Исчезает лик Урусова. Остаемся мы вчетвером наедине с Государем. Печально чело его.

– М-да… – вздыхает Государь. – И эдакой скотине я доверил дочь свою.

Молчим мы.

– Вот что, князь, – продолжает Государь. – Дело это семейное. Я сам с ним разберусь.

– Как прикажете, Государь. А что с пасквилянтом делать?

– Поступайте по закону. Хотя… не надо. Это может возбудить нездоровое любопытство. Скажите ему просто, чтобы он впредь не писал ничего подобного.

– Слушаюсь, Государь.

– Спасибо всем за службу.

– Служим отечеству! – кланяемся мы.

Образ Государя исчезает. Мы облегченно переглядываемся. Бутурлин прохаживается по кабинету, качает головой:

– Мерзавец Урусов… Так осрамиться!

– Слава Богу, что не нам это расхлебывать, – оглаживает бороду Батя. – А кто все-таки автор?

– Сейчас узнаем. – Бутурлин подходит к столу, садится в рабочее кресло. Дает команду голосом: – Писателей ко мне!

Тут же в воздухе кабинета возникает 128 лиц писателей. Все они в строгих коричневых рамочках и расположены-выстроены аккуратным квадратом. Над квадратом сим парят трое укрупненных: седобородый председатель Писательской палаты Павел Олегов с неизменно страдальческим выражением одутловатого лица и два его еще более седых и угрюмо-озабоченных заместителя – Ананий Мемзер и Павло Басиня. И по скорбному выражению всех трех рыл понимаю, что непростой разговор ожидает их.

– Мы пойдем, Терентий Богданович, – Батя князю руку протягивает. – Писатели – ваша забота.

– Всего доброго, Борис Борисович, – подает Бутурлин Бате руку свою.

Кланяемся мы князю, выходим за Батей. Идем по коридору к лифту в сопровождении того же бравого сотника.

– Слушай, Комяга, а чего этот Олегов всегда с такой печальной харей? У него что – зубы болят? – спрашивает меня Батя.

– Душа у него болит, Батя. За Россию.

– Это хорошо… – кивает Батя. – А что он написал? Ты же знаешь, я далек от книг.

– “Русская печь и XXI век”. Увесистая штука. Я до конца не осилил…

– Печь – это славно… – задумчиво вздыхает Батя. – Особливо когда в ней пироги с печенкой… Ты куда теперь?

– В Кремлевский.

– Ага! – кивает он. – Разберись, глянь. Там скоморохи что-то новое затеяли…

– Разберемся, Батя, – ответно киваю я.

Кремлевский зал концертный всегда у меня восторг вызывал. И когда двадцать шесть лет тому назад я здесь впервые с родителями моими упокойными оказался на “Лебедином озере”, когда кушал блины с икрою красною в антракте, когда звонил из буфета по папиной мобиле другу Пашке, когда писал в просторном туалете, когда смотрел на загадочных балерин в пачках белоснежных, да и теперь, когда уж виски мои первой сединою тронуты-присыпаны.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.