Алексей Иванов - Ненастье

Возле беседки остались Серёга, Танюша, Иван Данилович и Виктория. Герман и Анжелка сидели в автобусе; Герман читал газету, Анжелка грызла яблоко и думала: в одиночку ей выпить добытое вино или позвать подруг?

– Приятно познакомиться, Вика, – сказал Серёга. – А это Татьяна.

Виктория улыбнулась. У неё были сочные вишнёвые губы.

– Где наловил таких селёдок? – усмехнулся Чубалов и кивнул на дорогу.

– Подруги Татьяны из училища.

Они стояли и смотрели на лес, будто связанный из чистой белой шерсти, смотрели на яркий небосвод, словно разомкнутый к югу, где в стеклянном свечении растворилось дистиллированное ноябрьское солнце.

– Холодно сегодня, – Чубалов поднял ворот бушлата.

Серёга, наоборот, расстегнул куртку на груди и сунул руки в карманы.

– А не перебраться ли нам к тебе, Данилыч? – спросил он. – Разожжём камин, согреем глинтвейн. Ты меня в баню зазывал. Твоя Вика мою Татьяну поучит, как надо мужика парить, – Серёга прищурился на далёких всадников. – Потом твоей настоечки дёрнем, я балык взял. Утром меня заберут. Дело?

Серёга, ухмыляясь, поглядел на Чубалова.

– Нормальный план, Лихолет, – не дрогнув, ответил Иван Данилович.

– Не возражаешь, Виктория?

– Мой долг – повиноваться мужчинам! – умело сыграла Виктория.

– Тогда девчонок ждать не будем, – сразу решил Серёга. – Прогуляемся до «Крушинников» пешочком. Коней ваш Володька пригонит, а девок Немец в город увезёт. Татьяна, двигаем шмотки скидать.

Приобняв Танюшу, Серёга повёл её к «барбухайке».

– Серёжа, а почему Ныркова с тобой на «ты»? – тихо спросила Танюша. Она неотступно думала об этом и напугала себя, что Серёга бросит её.

– Какая Ныркова? – удивился Серёга. – А-а!.. Татьяна, не клюй мозг.

Виктория повернулась так, чтобы из автобуса не было видно её лица.

– Иван, это же чудовищно! – гневно, но негромко сказала она. – Подруга Лихолетова – совсем девочка. Лихолетов совершает уголовное преступление!

– На войне мы убивали, так что все мы уголовники, – буркнул Чубалов.

– Извини, это разные вещи. Твой Сергей – человек без ограничений.

– Такие парни первыми с брони спрыгивали, – хмуро ответил Чубалов.

– Ваня, тут не встреча однополчан, – сердито зашептала Виктория. – Он идёт в наш дом! У нас Володя – ровесник лихолетовской подруги. Я не хочу, чтобы он видел, как девочка его возраста пьёт вино и ложится в постель с мужчиной… Мы же воспитываем Володю для совсем других отношений!

– Я сказал, Лихолет – гость, значит, гость! Володька пусть у себя сидит!

– Но я сама не хочу идти в баню с этой девочкой, раздеваться перед ней, вести себя так, будто она мне ровня!.. Ваня, отмени всё. Я прошу тебя.

Иван Данилович, конечно, мог отказать Лихолетову в гостеприимстве, но знал, какой вывод сделает Серёга. Он скажет: Чубаловым командует жена.

– Замолчи, Виктория! – отрезал Чубалов. – Мужик решает, а не баба!

Он грубил, потому что аргументов уже не было, и Виктория обиделась.

В это время в «барбухайке» Серёга договаривался с Немцем.

– По-моему, тебе не рады, – заметил Герман, глядя в окно на Чубаловых.

– Есть такое, – ухмыльнулся Серёга. – Ничего, прогнутся.

Серёге нравилось, чтобы ради него поступались принципами и смиряли гордыню. Значит, общение с ним для людей ценнее всего прочего и люди согласны принимать его правила. А по его правилам побеждал всегда он.

– Зачем ты так напрягаешь своих же? – осуждающе спросил Герман.

В салоне «барбухайки» Анжелка флегматично курила, ожидая, когда вернутся девчонки. Танюша собирала рюкзачок. Серёга смотрел в зеркальце заднего вида и пальцем ерошил свои щетинистые усишки.

– Ты ведь меня знаешь, Немец, – самодовольно сказал он. – У меня нету решки для своих. У меня на обе стороны орёл.

Ярослав Саныч Куделин и не заметил, как в его жизни всё изменилось.

Он был мастером спорта по лёгкой атлетике. У него не получилось стать призёром или рекордсменом, зато на тренерскую работу его взяли в сборную области. Куделин вволю наездился по Союзу на соревнования и первенства и в 1984 году перешёл работать начальником спортзала во Дворец культуры «Юбилейный». Он говорил всем, что устал от поездок, а на самом деле его запилила жена.

В «Юбилейном» Куделину понравилось. Его зал был укомплектован новыми тренажёрами, и в городе Дворец ценили за профессиональное и дефицитное в СССР оборудование. Яр-Саныч был полновластным хозяином, под его руководством работали восемь тренеров от гороно и спортобществ и Ваня Боков, инструктор зала. В секции «Юбиля» набирали только лучших пацанов. И Яр-Саныча все считали волевым и жёстким мужиком, офицером спорта. Он и вправду производил впечатление человека требовательного: подтянутый, моложавый и строгий – как белогвардеец из кино. Держался он прямо и красиво, говорил сдержанно. Он чувствовал себя очень уверенно.

Но в перестройку жизнь в городе стала разваливаться. Осмелев, в зал к Яр-Санычу принялась таскаться всякая гопота, приезжали и приценивались бандиты. Залу требовалась надёжная защита. И поначалу Куделину казалось: хорошо, что «Юбиль» отжимают «афганцы». Солдаты, пусть и бывшие, – это армия, а где армия – там, думал Ярослав Саныч, дисциплина и порядок.

«Коминтерн» вышиб шпану и прочую шушеру. А потом вытеснил из «Юбиля» детские клубы и разную самодеятельность, прикрыл киносеансы и праздники. В бывших изостудиях и танцклассах разместились конторы «афганских» кооперативов. По всему Дворцу теперь слонялись «афганцы», курили, матерились, бездельничали в ожидании приказов своих командиров.

Яр-Саныча потряс такой поворот. Яр-Саныч перестал ходить в спортзал через фойе Дворца, чтобы не видеть «афганцев»: он открыл прежде запертый отдельный подъезд на боковой стороне здания. На работе Куделин сделался раздражительным: устраивал выволочки инструктору Ване, придирался к тренерам, наказывал пацанов из спортсекций. Это объяснялось не тем, что люди работали плохо; Яр-Саныч психовал, потому что сдавал позиции.

При «Коминтерне» секции начали терять воспитанников: родители не пускали пацанов в зал, где хозяйничали страшные «афганцы», и тем более не пускали девчонок на аэробику, которую проводили в зале на баскетбольной площадке. Финансирование сокращалось. Тренеры увольнялись. Спортотдел «Юбиля» могли бы совсем закрыть, но выручал хороший парк тренажёров.

В конце концов город отвернулся от «Юбиля». У Яр-Саныча остались только те, кто имел какое-то отношение к «Коминтерну»: сами «афганцы», их приятели и младшие братья. Но этим парням плевать было на графики тренировок, на режимы питания и системы нагрузок. Они тягали железо просто так, от нечего делать; они курили в зале и выпивали в раздевалке.