Тибор Фишер - Классно быть богом

– Мне тут должны кое-что подвести, и мне нужно, чтобы кто-то встретил курьера.

Сиксто подходит поближе и смотрит на меня как-то странно.

– Тиндеэээээйл… – тянет он, а потом умолкает и отступает на шаг назад. Смотрит по-прежнему странно. С ним явно что-то не так. Я бросаюсь к нему, но не успеваю: Сиксто падает, начинает кататься по земле у самого края бассейна и плюхается в воду. Бассейн у нас небольшой, но все же достаточно глубокий. И эпилептик, с которым случился припадок, может там утонуть.

На самом деле это очень непросто – вытащить Сиксто из бассейна. Если бы он был крупнее, он бы точно захлебнулся. Я кладу его на спину, лезу пальцами ему в рот, пытаюсь нащупать язык, но его рвет, и у меня ничего не выходит. Однако, вполне очевидно, что Сиксто жив и может дышать.

Я перепуган до полусмерти, я сам едва не утонул. Но Сиксто значительно хуже, чем мне. Впрочем, это и не удивительно.

– Все хорошо, – шепчет он, но его всего колотит.

Чуть позже мы сидим с Сиксто на кухне и пьем ром «Барбанкур».

– Надо было предупредить тебя о припадках… – говорит Сиксто, – но, знаешь… это так неприятно.

Я его понимаю и очень сочувствую. Когда-то у меня была девушка, и у нее иногда случались слабо выраженные эпилептические припадки. Она ужасно этого стеснялась, хотя, как ни стыдно мне в этом признаться, я всегда втайне надеялся, что с ней случится припадок во время секса. Мне просто хотелось увидеть, как это будет. Я даже подумываю о том, чтобы рассказать Сиксто о моем собственном недомогании, о котором не то чтобы стыдно, но как-то неловко рассказывать посторонним – в качестве дружеской поддержки и утешения, чтобы он не думал, что ему одному плохо, а всем вокруг хорошо, – но решаю, что лучше не надо. Есть вещи, о которых не стоит рассказывать вообще никому.

– Надо вообще осушить этот бассейн, – говорит Сиксто. – Все равно в нем никто не купается. – Теперь он ненавидит бассейн, хотя это полный абсурд. – Я думаю, ты понимаешь, что я – твой должник. Мы, кубинцы, умеем быть благодарными. Благодарность для нас – не пустой звук.

Он произносит все это с таким лицом, что сразу становится ясно: ему искренне хочется, чтобы такого понятия вовсе не существовало в природе.

– Можешь просить все, что хочешь.

– Да мне, в общем-то, ничего и не нужно. Разве что только найти работу. Хотя бы на полставки. Лишние деньги – они никогда не лишние. В твоей компании не нужен помощник?

Сиксто страдальчески стонет.

– Это и есть твоя просьба?

Толкаю дверь, и она открывается. Иду сквозь темноту, ориентируясь на звуки музыки. Я теперь кокаиновый барыга. Иными словами, удачливый драгдилер. Будем надеяться.

– Существует лишь два типа дилеров, – разъяснил мне Сиксто. – Есть неудачливые. Жизнь у них сложная, но интересная. Они стреляют. В них тоже стреляют. Их ловит полиция. Их же подруги на них и доносят. Их показывают по телевизору. В тюрьме они делают всякие странные вещи для суровых больших мужиков. На протяжении долгих лет. Если они доживают до окончания срока, то пишут веселые, занимательные мемуары. Это которые неудачливые. А есть еще и удачливые. Жизнь удачливых дилеров неувлекательна и скучна. В ней еще меньше волнующих событий, чем в жизни разносчика пиццы или почтальона. Почтальона хотя бы кусают собаки, а разносчика пиццы насилуют скучающие домохозяйки. И не только домохозяйки.

Сиксто взял меня в дело, но это не значит, что он сразу выложил мне все секреты.

Я вообще ничего не знаю.

Я не знаю, на кого он работает. Не знаю, откуда он достает порошок. Моя работа проста: забрать у Сиксто пакеты с товаром, передать их нужным людям и принести Сиксто деньги. Часто бывает, что никаких денег мне не дают. На самом деле Сиксто поручил мне самую скучную часть работы. Да, он многим рискует, но, как он сам мне признался, он сейчас учится на психотерапевта и у него просто нет времени мотаться по городу и развозить препарат.

И, в общем, он прав. Это похоже на то, как если бы я возвращал книжки в библиотеку. Сиксто ведет дела только со старыми, проверенными знакомыми и отпускает товар только оптом. Каждая партия – размером с кирпич. Вот как сейчас.

– Это клуб, – объясняет мне Сиксто. – Он не то чтобы закрытый, но очень модный. Настолько модный, что они не нуждаются в рекламе. Но если сумеешь найти, где вход, тебя, может быть, пустят.

Найти, где вход, было непросто. Потому что на двери не было не то что названия клуба, а даже номера дома.

Вхожу в большой танцевальный зал с баром в дальнем конце. Наверное, это все-таки клуб. Либо клуб, либо цирк.

За барной стойкой стоит человек. Надо думать, бармен. Вдобавок к многочисленным татуировкам бармен являет собой образец экстремального пирсинга: лицо сплошь утыкано шипами в виде металлических сталактитов и сталагмитов. Но все это мы уже видели. Он побрит налысо. В кожу на голове как-то вставлены тонкие резиновые полоски ярко-синего цвета. В целом это похоже на парик из синих дредов, только сделанный очень небрежно. Как будто он вырезал эти ленточки собственноручно, но потом ему это наскучило, и он доделывал их кое-как, лишь бы поскорее закончить. Одни полоски – чуть толще волоса, другие – толщиной с палец. Одни – короткие, другие – длинные.

Может быть, при других обстоятельствах это смотрелось бы как концептуальная модная прическа, но только не в сочетании с лицом двадцатилетнего задрота в россыпи юношеских угрей. Рядом со стойкой располагается диджейская будка, и за пультом сидит обезьяна. Очень маленькая обезьяна, но с большим пистолетом.

Похоже, это настоящий дерринджер, и обезьяна носит его в усыпанной блестками кобуре. Кстати сказать, зверюга мастерски меняет диски. Сразу видно, что у нее большой опыт и набитая рука. Двое здоровенных парней у стойки смотрят на обезьяну неприязненно и напряженно – совсем не так, как люди обычно смотрят на обезьяну за пультом диджея, что, по идее, должно быть забавно и служить неплохим развлечением для публики.

– А у нее есть разрешение на ношение огнестрельного оружия? – спрашиваю я, улыбаясь.

– Это, бля, обезьяна. За каким хером ей разрешение? – отвечает бармен таким тоном, которому явно не учат на курсах барменов. – А ты, вообще, кто такой?

– Я вообще-то к Бертранду.

– А он что, тебя ждет?

Я изо всех сил борюсь с искушением съязвить, а то и вовсе дать ему в рыло. Когда постишься, твой дух воспаряет, подобно канюку, но сам ты становишься нервным и раздражительным. С одним барменом я бы справился, как нечего делать, но эти двое громил у стойки… для меня они явно великоваты. Тем более что тому, кто стремится к святости, не пристало размахивать кулаками. Но я объясню, что меня так взбесило. Когда я работал торговым агентом, мне приходилось постоянно встречаться с людьми. И, сколько я себя помню, я всегда договаривался о встрече. И это правильно. Если ты хочешь, чтобы человек сделал тебе одолжение, нужно произвести на него самое благоприятное впечатление, и поэтому не стоит являться без предупреждения. И вот что странно: среди наших клиентов попадалось немало придурков с явно завышенным самомнением, но хуже всего были их секретарши.